– Почему, док? – спросила, глядя ему в спину сквозь ресницы, и заметила, как мужчина вздрогнул. – Почему Вы решились… на это?

– А почему Вы, София, тогда уничтожили Компенсаторы? – неожиданно резко, на грани грубости ответил он, не оборачиваясь.

– Я не видела другого выхода, – призналась честно.

– Вот и я… – он осекся и с минуту молчал, словно решая, стоит ли продолжать этот разговор. – Знаете, я ведь долго Вас практически ненавидел за Компенсаторы. Просто в голове не укладывалось, как можно пойти на такое. Но со временем… – Он покачал головой и опустил ее, сгорбившись, будто огромная тяжесть навалилась на его плечи. – Когда я поднимался на борт «Ковчега», то и представить не мог, во что все превратится, София. Люди, которых я, как я думал, знал, с кем работал бок о бок столько времени… как одни из них настолько быстро смогли превратиться в бесчеловечных чудовищ, с легкостью попирающих все принципы морали и с помощью насилия отнимающих у других право хоть как-то распоряжаться свободой и даже собственными жизнями? И большинство этих самых других с ужасающим смирением приняли это, София, и еще и помогали справиться с теми, кто восстал и не пожелал ни для себя, ни для остальных такой участи. Как всего за несколько лет изоляции могла произойти подобная трансформация? Как такая дикость могла случиться с нами, с цивилизованными людьми, надеждой и цветом земного общества, отобранным для этого полета?

– Какое общество, такой у него и цвет, – вздохнув, констатировала я. – Из ниоткуда нечто подобное не берется, не мне Вам объяснять. Мало, что ли, в истории человечества примеров, до какой жути все доходило неоднократно. Секты, закрытые поселения с кошмарными обычаями, длительные экспедиции. Налет цивилизованности может слететь очень быстро, восприятие – запросто извратиться, а любая прежде ужасающая вещь – ощутиться обыденностью. Насколько плохо все стало, док?

Питерс вскинул голову, уставившись в небо, и резко выдохнул.

– Вам нужно поспать, София! Весь этот разговор… У нас еще будет время, – он снова вздохнул.

Сожалеет ли он уже о своем поступке? Вполне может быть, сейчас, когда все уже свершилось в реальности и дороги назад нет. Я бы на его месте точно пребывала в раздрае. Одно дело думать, планировать, представлять поступки вроде нашего спасения и совсем другое столкнуться с тем, к чему это в итоге привело.

– Хорошо, док, как скажете, – послушно прикрыла я глаза. – В любом случае Вы должны знать, Джеремая, что я благодарна Вам и буду испытывать это чувство, сколько бы нам ни выпало еще прожить и как бы дальше ни повернулось. Спасибо огромное!

– Вам не нужно благодарить меня, София, – отрывисто практически огрызнулся он. – Я не благородный спаситель лично для Вас. Даже скорее наоборот. Я не мог допустить того, чтобы Тюссан Вас сломал и заставил помогать творить те ужасные вещи, что он задумал. И, в отличие от Вашего сменщика Олега Тишина, Вы живы только потому, что я абсолютно уверен, что Вы не пошли бы на такое добровольно.

– Джеремая, Вы… – резко села я, шокированно уставившись ему в спину.

– Да, София, я отравил Тишина и не освободил, а, можно сказать, украл Вас, оставив капитана ни с чем! И Вы должны знать, что если вопрос встанет между тем, чтобы… устранить Вас или быть вынужденным вернуть Тюссану, я честно признаюсь, что выберу первое. Простите.

Наверное, в других обстоятельствах и в ином психическом состоянии меня бы потрясло и ужаснуло признание Питерса. Но здесь и сейчас… нет. Я не имею представления, что такого еще затеял Тюссан, но я теперь прекрасно знаю сущность самого капитана. И просто уверена, что и сама бы, скорее всего, не нашла другого выхода.