Пару часиков! Я не уверена, что и две минуты еще продержусь и не сдохну от этого полыхающего за грудиной пламени. У меня уже, кажется, вся жидкость из тела вышла потом, и к моменту остановки я превращусь в иссохшую мумию.

– Пару глотков! Не больше! – строго сказал док, сунув мне в руки фляжку.

Жидкость была кисловатой и густой, и едва она достигла желудка, меня прямо тряхнуло, мгновенно освежая и придавая новых сил. Шумно выдохнув, я передала емкость Арни и прибавила шагу.

Как Питерс и обещал, часа через два начало быстро темнеть, а сам доктор стал снижать темп, постоянно высматривая что-то наверху в кронах огромных деревьев. Кажется, и сами деревья с самым разнообразным цветом листьев, и бурую высокую траву, в которой весь путь путались ноги, и густые заросли подлеска, через который мы продирались, я нормально стала замечать только сейчас, когда темп стал спадать. То есть я это видела и прежде, но в горячке бегства и дурноте от темпа и новых окружающих условий мой мозг не считал нужным цепляться за детали окружающей обстановки. Как и игнорировал звуки явно кишащего жизнью леса. Все, на что был настроен слух, – это не донесется ли сверху глухое гудение двигателей челноков настигающей нас погони. А вот теперь все это уханье, посвисты, ритмичное щелканье и нечто весьма похожее на отдаленное раскатистое рычание нахлынуло на меня шокирующей волной понимания: мы ведь действительно оказались среди наполненного абсолютно незнакомой жизнью леса чужой планеты.

– Можем остановиться прямо здесь.

За эту фразу мне захотелось буквально расцеловать Питерса, но вместо этого я проследила за его взглядом, чтобы разглядеть в мощных ветвях прямо над нами десятки каких-то довольно крупных крылатых существ. Тела, размером с очень крупную индейку, но гораздо более вытянутые и обтекаемые, были покрыты очень плотным гладким оперением, цвета которого не разобрать в наступающих сумерках, а вот крылья были совсем голыми, кожистыми, как у земных летучих мышей или вымерших древних летающих рептилий. Они сидели неподвижно, тесно прижавшись друг к другу, группами по пять-шесть особей, не издавая никаких звуков, что опять же заставляло склониться к версии, что они ближе к рептилиям, чем к извечно шумным птицам, и разглядывали нас, сонно щуря большие блестящие глаза. И они – первые живые создания из нового мира, которых я могу увидеть наконец собственными глазами. Сам факт этот будто добил меня. Я… свободна? И я на Нью Хоуп! На самом деле, а не в своих бесконечных фантазиях, что уже почти перестали посещать меня в последнее время, чтобы дать хоть какое-то убежище от реальности. Не отрывая глаз от этих птиц – вестников начала моей новой жизни – я опустилась на траву, так как ноги отказались держать, и разрыдалась.

Самое удивительное, что часть разума оставалась отстраненной от этой внезапной истерики, но остановиться это никак не помогало, пока все пережитое отчаяние и боль не излились до последней слезинки. Мужчины не пытались меня успокоить или говорить со мной, и я была благодарна, даже если они этого не делали, потому что им плевать. Арни привалился спиной к ближайшему стволу и, кажется, переживал собственный момент осознания, а док просто молча стянул с нас рюкзаки, словно мы были дети неразумные, и стал в них копаться.

– Эти… птицы, они теплокровные? – ломким голосом спросила я, угомонившись наконец.

– Да, София. Поэтому здесь мы можем довольно безопасно отдохнуть, – подтвердил Питерс мое предположение. – Наземный поиск ночью они вести не будут, а с воздуха тепловизоры не отличат нас от этих птичек.