– Я могу чем-то помочь? Потому что таким темпом…

– Мы лишимся всех Естественных в команде, – продолжил за меня капитан. – Знаю, София. Но чем ты можешь помочь? И вообще кто-то? Все что я могу – это по-глупому просить продержаться ради меня и не заболеть. Но я большой мальчик и понимаю, что это не зависит от твоего желания.

Рожер погладил мою щеку, и его голос звучал с идеально выверенной нежностью, но это ничего во мне не цепляло. Мои мысли уже понеслись по совсем иному руслу. Я закусила губу, чтобы не ляпнуть сразу лишнего. Сначала я должна все взвесить и обдумать, попытаться предусмотреть возможные последствия. Как бы мне ни хотелось помочь, слова, которые в бешенстве выкрикивал Демьен, никак не шли из головы. Да и запрет отца засел в голове непреодолимой преградой.

– Что, София? – настороженно заглянул Рожер мне в глаза. – Ты что-то хочешь сказать мне?

– Мне действительно лучше отдохнуть, – пробормотала я, отстраняясь от прикосновения капитана, который, казалось, смотрел с каким-то плохо скрываемым, дико неуютным для меня ожиданием, и в его золотистых глазах моментально вспыхнули гнев и разочарование.

– Как же меня это все уже достало! – рыкнул он, буквально оскаливаясь, и сжимая мое плечо так, что я невольно вскрикнула. – А ведь я хотел по-хорошему, София! Почему, почему ты не можешь поступать так, как я хочу!

– Что ты… – успела только пробормотать я, пытаясь шарахнуться от капитана, лицо которого снова молниеносно исказилось, превращая почти идеальные черты в какую-то маску неуправляемой ярости, внушающей мне ужас на совершенно первобытном уровне. Естественно, вырваться из захвата Рожера мне оказалось не по силам, тем более, когда его вторая ладонь стремительно легла на мой затылок, шокируя особенной бережностью этого прикосновения, будто моя голова была из тончайшего хрусталя, который ни за что нельзя повредить. Эта мысль едва успела вспыхнуть, даже не оформившись вместе с рвущимся из меня вопросом, как в следующее же мгновение выражение бешенства исчезло с лица Тюссана, и он с огромной силой толкнул меня в переборку каюты плечом. Я еще успела ужаснуться странной безмятежности, заполнившей взгляд капитана и влажному хрусту, с которым сломалась моя ключица и несколько ребер, прежде чем боль достигла разума.

Я закричала и ослепла на пару секунд.

– Я ведь мог сразу начать с насилия, звезда моя, – пробился сквозь накрывшую меня мучительную пелену мягкий, тошнотворно-вкрадчивый голос Рожера, пока я изо всех сил старалась проморгаться и вернуть контроль над дыханием. – Но нет, я давал тебе время. И еще, и еще! Ты ведь мне действительно дорога, София.

Его тяжелое, мощное тело вжало меня в стену, карая новой волной дикой боли, а губы вдруг прижались ко лбу, целуя нежно, собирая выступившую от боли испарину, совершенно не реагируя на мое хрипение, которое заменило первый крик. Потом он отстранился, давая, наконец, нормально вздохнуть. Темнота в сознании рассеялась, и я уставилась в абсолютно спокойные золотистые глаза капитана, которые сейчас уже казались источниками моего личного кошмара. Там не было ни гнева, ни присущего безумию лихорадочного блеска, ни сочувствия ко мне – вообще никаких эмоций. Он просто наблюдал за тем, как меня крючит от причиненной им боли, и мягко, очень-очень заботливо продолжал удерживать мою голову за затылок, поглаживая и даже слегка массируя пальцами, и говорил со мной, погружая в окончательную панику каждой следующей фразой.

– Я давал тебе шанс за шансом быть такой, как я хочу, добровольно, детка. Разве это так сложно? Разве я приложил мало стараний или был нетерпелив, торопил тебя? Нет! – Тяжелый, словно отлитый из сплошного металла, кулак капитана врезался мне в живот, едва я отдышалась, а пальцы на затылке жестоко сжались, захватывая волосы и не давая согнуться и хоть как-то закрыться от нового сокрушительного удара, превращающего в кашу мои внутренности. Я снова кричала или пыталась, а Рожер, не обращая на это внимания, все продолжал смотреть на меня с гребаной, тошнотворной безмятежностью и говорить, говорить, не забывая бить снова, едва я начинала дышать.