— Я завтра приду, хорошо?

— Ага, — киваю в ответ, натягивая на себя улыбку.

И ведь пришел. Завтра и послезавтра. И даже как-то понимал, что не стоит трогать «истеричку Алю». Разговоры на отстраненные темы и на этом, пожалуй, все. А следующим вечером меня прорвало. От чего-то сейчас, глядя на то, как к беременным соседкам по палате приходят их многочисленные родственники, то как они веселятся, передавая друг другу апельсины, вызвало во мне совершенно неконтролируемые эмоции. Когда-то мне было обидно, что меня не берут на море?! Боже, какая чушь. Вот где по-настоящему обидно! Этих мам выгоняют из отделения за позднее время, а они деньги суют, чтобы остаться со своими беременными дочерями!

Уже через полчаса такой «счастливой донельзя картинки» я истерично вопила, чтобы меня выписали домой. Но в итоге выписки в такой час нет, из отделения не выпускают, но еще больше взбесило то, что мне не выдают верхнюю одежду! И если я уйду самовольно, то куда я уйду в халате? Стас не захочет меня забирать, как пить дать, не захочет, раз не положено еще. Никогда не думала, что можно так захлебываться слезами, но именно это я и делала, набирая Стаса.

— Да, зая.

— Забери меня отсюда, Стас. Забери, пожалуйста. Или я выйду в тапках и халате.

— Аля…

— Забери, ну, пожалуйста! Мне тут очень плохо, пожалуйста. Если ты не приедешь через десять минут, я выйду так на улицу. Клянусь. Забери меня. Только не к себе домой. Забери!

— Не дури! Оставайся на месте, я скоро приеду.

Конечно, я блефовала про десять минут, я бы ждала его и час, а может, и больше. Правда, приехал он ровно через двадцать. Весь запыхавшийся, злой, с пакетом в руках. Зато мой, родной. А не эти тетки в палате.

— Тебя пропустили, — радостно констатирую я, улыбаясь ненормальной улыбкой.

— Деньги и угрозы творят чудеса. Пойдем в палату, оденешься.

— Нет, я лучше здесь. Только пальто накину и обувь. Там все равно ничего моего нет, кроме продуктов.

Накидываю пальто и принимаюсь надевать обувь.

— Ой, горе ты мое луковое, давай носки хотя бы надену. Но в машине все же наденешь и штаны.

— Давай, — радостно соглашаюсь я, наблюдая за тем, как Стас наклоняется на корточки и надевает на меня носки. — Пойдем, — берет меня за руку и ведет на выход.

Кажется, от счастья мне захотелось показать медсестре язык. Спасибо разуму, вовремя сдержалась.

Уже находясь в машине, я осознала, что едем мы действительно не в квартиру Стаса. А хоть бы куда, главное не к мегере.

— Знаю, что тебе хочется меня отругать, но в больницу я не вернусь. Я узнавала какие мне делают инъекции и какими таблетками пичкают. Это все можно купить.

— Завтра я заберу твою выписку и пойдем в клинику. Это не обсуждается, Аля.

— Хорошо. А куда мы едем?

— В нашу квартиру. Правда, она не пригодна пока для жилья, но перекантоваться можно. Диван там есть.

При словосочетании «в нашу квартиру», кажется, у меня появились бабочки в животе. И это точно не последствия от лекарств. Я всякое ожидала, но точно не то, что квартира будет настолько большой и просторной. Куда столько для двоих? Хотя предполагалось на троих…

— Как видишь, еще немного и въедем.

— Нет, считай, что мы уже въехали. Я отсюда не уйду. Тут же почти все есть для жизни. Остальное можно же купить в процессе.

— Да, все купим. Аль, присядь, пожалуйста, — подталкивает меня к единственному дивану в пустой большой комнате, а сам присаживается на корточки. — Скажи мне, пожалуйста, что случилось, что ты так резко захотела уйти?

— Мне там было плохо. Ко всем приходят родственники. Мамы. Мамы приходят с апельсинами. А ко мне нет. Никто. Никто не пришел. Ни сестра, ни мама. Только ты. Никогда… никогда я не осознавала насколько я… одна. А получается именно так. Кроме тебя у меня никого нет. Твоей мегеры я не ждала, она мне на фиг не сдалась, но мою маму, мою-то я ждала. Ждала. Ждала, Стас. Это же не рядовой чих, неужели нельзя было ко мне прийти с этими долбаными апельсинами.