– Женские волосы? Нет, насколько я знаю, единственная женщина, побывавшая в этой комнате за последние несколько месяцев, – это старая седая служанка, которая приходила наводить порядок, – отозвался Блэкбертон. – Уверен, никаких волос не было, когда я запирал здесь Батти.

– Это человеческие волосы, на удивление жесткие и давно не стриженые, – заметил Лоу, – но не обязательно женские.

– Точно не мои, поскольку у меня волосы русые, а бедный Батти был блондин. Доброй ночи. Я вернусь за вами утром.

Вскоре, когда сгустилась ночь, Тьерри и Лоу расположились в комнате с привидениями и стали ждать дальнейшего развития событий. Они курили и разговаривали допоздна. На столе ярко горела большая лампа, и все кругом дышало теплотой и домашним уютом.

Тьерри это подметил, добавив, что призрак, вероятно, сочтет за лучшее пропустить свой обычный визит.

– Опыт показывает, что у призраков есть любопытная склонность выбирать для своих экспериментов людей либо легковерных, либо чересчур возбудимых, – добавил он.

К удивлению месье Тьерри, Флаксман Лоу согласился с ним.

– Безусловно, они выбирают подходящих жертв, – сказал он, – но не столько легковерных, сколько достаточно чувствительных, чтобы ощутить присутствие призрака. В своих исследованиях я стремлюсь исключить все, что вы назвали бы сверхъестественным. Насколько возможно, я изучаю эти загадочные явления с материалистической точки зрения.

– Тогда что вы скажете о гибели Батти? Он умер от страха – всего-навсего.

– Не сказал бы. Обстоятельства его смерти определенным образом согласуются с тем, что мы знаем о страшной истории этой комнаты. Он умер и от страха, и от пережитого воздействия одновременно. Слышали ли вы замечание доктора? Это было важно. Он сказал: «В точности то же самое я наблюдал у людей, которых задавили насмерть в толпе!»

– Да, признаю, это достаточно любопытно. Вижу, уже больше двух часов ночи. Что-то в горле пересохло, выпью-ка я зельтерской. – Тьерри встал с кресла и, подойдя к буфету, налил себе стакан воды из сифона. – Фу! Какая мерзость!

– Что? Зельтерская?..

– Нет-нет, – раздраженно отвечал француз. – Я ее даже не попробовал. Наверное, мне в рот залетела какая-то гадкая муха. Фу! Отвратительно!

– А на что это похоже? – спросил Флаксман Лоу, вытирая рот платком.

– На что похоже? Будто во рту взорвался какой-то гадостный гриб.

– Точно. Я тоже почувствовал. Надеюсь, это вот-вот убедит вас.

– Что? – воскликнул Тьерри, повернувшись всем своим тучным телом и уставясь на Лоу. – Неужели вы хотите сказать…

При этих его словах лампа внезапно потухла.

– Зачем вы погасили лампу в такой момент? – вскричал Тьерри.

– Я ее не гасил. Зажгите свечу на столе рядом с вами.

Лоу услышал, как француз удовлетворенно крякнул, нашарив свечу. Затем чиркнула спичка. Огонек рассыпался искрами и погас. Точно так же повела себя и следующая спичка, и следующая, причем Тьерри, не смущаясь, вполголоса сквернословил.

– Дайте мне ваши спички, месье Флаксман: мои, по-видимому, отсырели, – сказал он наконец.

Лоу встал и ощупью двинулся через комнату. Темнота была кромешная.

– Тьма египетская. Где вы, дорогой друг? – услышал он голос Тьерри, однако тот доносился словно бы издалека.

– Иду, – ответил Лоу. – Но продвигаться очень трудно.

Стоило ему произнести эти слова, как его осенило, что они означают.

Он остановился и попытался понять, в какой части комнаты находится. Тишина стояла непроницаемая, и со всех сторон на него что-то давило – все сильнее и сильнее, словно в страшном сне. Снова послышался голос Тьерри, слабый, удаляющийся: