Дерзость слетает против моей воли, о чём я тут же жалею. Вот сейчас он меня вышвырнет из кабинета, а через час мне вернут паспорт, и выставят вон из отеля. Воображение злорадно рисует позорное возвращение в посёлок, издевательские шепотки местных завистниц, и грустную улыбку сестры. Ирка, естественно, ничего не скажет и не осудит, даже поддержит, но как мне-то жить, зная, что я упустила шанс её спасти?!

Ярослав резко подаётся вперёд, не позволив мне отшатнуться, хватает за запястья, принуждая плюхнуться на стол, и я осмеливаюсь посмотреть ему в глаза. Он насмешливо улыбается.

— Палец в рот не клади — откусишь, верно? — мне чудится, или в тоне его действительно одобрение? — короче, Юля — Джульетта, слушай меня. Хочешь надеть корону королевы, делай три простых шага. Никогда не стучи на своих товарок и не повторяй их грязных проделок, это раз. Тут не детский утренник, на кону большой куш, для многих из участниц это баснословное состояние, поэтому, второе — скромность, конечно, добродетель, но только не на этом конкурсе. И третье, вытекающее из второго — не прыгай в койку к каждому, кто прикажет. Запомни, девочка, решает здесь всё не жюри, состав его ты уже видела на первом туре. Они лишь пешки, а есть те, кто вправе дать указ, кто из участниц примерит корону. Улавливаешь?

— Это Вы, Ярослав Николаевич? — спрашиваю наобум, совершенно переставая что-либо понимать.

Если он не собирается со мной спать, ради чего тогда этот цирк со смотринами и раздеванием? А что, если это проверка? И «на ковёр» вызывают каждую финалистку?

— Это я. — невозмутимо подтверждает он, лениво, с лёгким нажимом ведя подушечками пальцев от моего запястья до локтя. — и ещё… Я не люблю доступных женщин. Хочешь победить, не пытайся назойливо попадаться в поле моего зрения, но и не уходи в тень. Борись за корону, Джульетта. У тебя есть все шансы уделать этих дурочек.

Встав со своего места, Шатун, не выпуская моей руки, заставляет повернуться, и встаёт напротив меня. Нежно, чувственно проводит носом от шеи до уха, обдавая ровным дыханием, и тело моё волнующе отзывается жаром. Он высок ростом, а я сижу на столе, и наши глаза почти на одном уровне. От него чуть уловимо пахнет пеной для бритья, и мне нестерпимо хочется прикоснуться к волевому лицу, чтобы впитать этот запах кожей. Сердце ускоряет ритм, неприятный озноб колкими иглами ползёт по коже.

Мне незнакомы такие ощущения, они пугают. Никто из мужчин не играл со мной в подобные игры…

2. Глава 2.

Услышав за дверью шаги, я с головой ухожу под воду. В уши забивается пушистая пена, приглушает звуки. Дыхание я задерживаю, чтобы не глотнуть горькой мыльной консистенции, и напряжённо отсчитываю до трёх.

Раз — тяжёлая поступь приближается.

Судорожная попытка сделать вдох.

Два — тихо открывается дверь.

Не дышать.

На счёт три в ванну резко ныряет рука, хватает меня за волосы, и безжалостно тащит на поверхность. Мне больно, обидно и неприятно, но я стискиваю зубы, подавляя вопль возмущения. Шатун пьян, его пошатывает, густой дух алкоголя забивает мои ноздри. Принудив вылезти из ванны, он подтягивает меня ближе, наши лица почти на одном уровне. Хриплый голос разрывает тишину, будто грубая пощёчина:

— Чё это за дурь тебе в башку стукнула?! Утопиться вздумала?

И в мыслях такого не было. Но оправдываться не хочу, он не выносит, когда ему перечат. Моё дело маленькое — во всём повиноваться. Быть всегда в хорошем настроении, угождать покровителю, а не жаловаться на судьбу и не ныть. В общем-то, ныть я не люблю в принципе, и от той наивной девчонки, приехавшей покорять Москву полгода назад, мало что осталось.