Да и был ли так уж узок этот мир, думала мисс Пим, с интересом глядя на собравшихся в гостиной. Если бы это был колледж иного типа, собрание было бы более однородным. В научном колледже оно состояло бы из ученых, в теологическом – из богословов. А в этой длинной прелестной комнате с ее красивыми вещицами, мебелью, обитой вощеным ситцем, с ее высокими распахнутыми окнами, из которых лился вечерний воздух, наполненный запахами травы и роз, в этой комнате встретилось много миров. Мадам Лефевр, элегантно откинувшаяся на софе стиля ампир и курившая желтую сигарету в зеленом мундштуке, представляла театральный мир, мир грима, искусства и искусственности. Мисс Люкс, прямо сидевшая на жестком стуле, представляла академический мир, мир университетов, учебников и дискуссий. Юная мисс Рагг, разливавшая кофе, являла собой мир спорта, где занимаются физической работой, соревнованиями и не очень-то размышляют. А вечерняя гостья, доктор Энид Найт, одна из приглашенных, была из медицинского мира. Иностранный мир не присутствовал: Сигрид Густавсен вместе со своей матерью, не говорившей по-английски, удалились к себе, где они могли бы поболтать по-шведски.
Все эти миры собрались, чтобы сотворить нечто цельное – Окончившую Студентку; так что курс обучения никак нельзя было назвать узким.
– Что вы думаете о наших студентках, мисс Пим, теперь, когда вы провели с ними целый день? – спросила мадам Лефевр, стреляя своими огромными черными глазами в Люси.
«Чертовски глупый вопрос, – подумала Люси, – интересно, как удалось респектабельной паре добрых англичан произвести на свет создание, столь похожее на змею, как мадам Лефевр?»
– Я думаю, – произнесла она вслух, радуясь, что, отвечая, может быть абсолютно честной, – любая из них может служить прекрасной рекламой для Лейса. – И она увидела, как радостно вспыхнуло лицо Генриетты. Колледж был миром Генриетты. Она жила, двигалась, дышала только делами Лейса; он заменял ей отца, мать, возлюбленного, дитя.
– Они все очень славные, – весело согласилась Дорин Рагг, которая совсем недавно еще сама была студенткой и относилась к своим ученицам по-товарищески.
– Они – загубленные души, – язвительно произнесла мисс Люкс. – Они думают, что Боттичелли – это разновидность спагетти. – Она с глубоким унынием уставилась на кофе, который налила ей мисс Рагг. – Если уж на то пошло, они не знают и что такое спагетти. Не так давно Дэйкерс поднялась посреди лекции о диетах и обвинила меня в том, что я разрушила ее иллюзии.
– Я очень удивлена, я не знала, что можно предпринять что-то, что может быть разрушительным по отношению к мисс Дэйкерс, – произнесла своим низким бархатным голосом, как обычно замедленно, мадам Лефевр.
– Какие же иллюзии вы разрушили? – поинтересовалась сидевшая у окна молодая женщина-врач.
– Я просто сообщила им, что спагетти и тому подобное делаются из мучного теста. Кажется, это пошатнуло представление Дэйкерс об Италии.
– И как же она представляла себе ее?
– «Как поля колышущихся макарон», так она сказала.
Генриетта, опускавшая два куска сахара в крошечную чашечку кофе («Как здорово, – грустно подумала Люси, – иметь фигуру, похожую на мешок муки и плевать на это!»), обернулась ко всем присутствующим и проговорила:
– По крайней мере они не совершают преступлений.
– Преступлений? – с изумлением переспросили ее.
– Мисс Пим только что интересовалась, случались ли в Лейсе преступления. Вот что значит быть психологом.
Прежде чем Люси смогла запротестовать по поводу такого истолкования ее вопроса, заданного просто из любознательности, мадам Лефевр проговорила: