– У нее обрез под полой, – тихо сообщил Зяблик.

– Вижу, – ответил Смыков, пряча пистолет между коленок. – Если что, я ей в лоб…

– В лоб не надо. Лучше в плечо. Нравятся мне такие бабы.

– Что надо? – неласково спросила молодуха, остановившись у бетонного торчка.

– Тебя, ласточка… – начал было Зяблик, но Смыков перебил:

– Вроде бы вы нынче в сторожевую службу назначены?

– Я в святцы не заглядывала, – молодуха стерла следы борща с подбородка и облизала палец. – Может, и мы.

– Город надо от всякого сброда почистить. Людей дайте. Дружинников.

– Людей тебе? – В голосе молодухи звучало законное презрение трудового человека ко всяким там забубенным тунеядцам. – А сами вы что, малахольные?

– Город большой. Одного поймаем, а дюжина разбежится. К вам же потом и придут.

– Как придут, так и уйдут, – молодуха кивнула головой в сторону виселицы.

– И скольких же вы гостей пеньковым хлебом и свинцовой солью встретили? – поинтересовался Зяблик.

– Вы первые будете. Другим и показа хватает. Только глянут и сразу назад поворачивают.

– Суд Линча, стало быть.

– Почему Линча? Ивана… Ее Иван Сошников ставил.

– Значит, вы никого к себе не принимаете? – спросила Верка.

– Принимаем… Детей малых принимаем. Даже арапчат. Мужиков пара пригодилась бы. Работящих и на передок крепких. Но среди вас, я гляжу, таких нет. Басурмана вашего могли бы принять, если бы с конем в придачу… Ты докторка?

– Да.

– Оно и видно. От йода пожелтела вся. Докторку бы мы без разговоров взяли.

– Хватит горбатого лепить! – не выдержал нетерпеливый Зяблик. – Гони сюда своих дружинников, да только с оружием.

– Прикуси язык, мурло небритое, – спокойно ответила молодуха. – Если бы нас самих шушера городская не донимала, не видать бы вам помощи. Самая страда, все в поле. Но, как видно, судьба нам сегодня другое ворожила.

– А ты баба скипидарная, – с уважением заметил Зяблик. – Как хоть звать-величать?

– Виолеттой, – молодуха потупилась.

– Не-е, на Виолетту ты не похожа. Я тебя буду Домной звать.

– Зови как хочешь, а я все равно не отзовусь… Ожидайте здесь, пока мы не соберемся. С места не двигайтесь, а еще лучше – машину свою назад откатите. Тут прямо перед вами ловчая яма замаскирована. Еще немного – и кувыркнулись бы. Доставай вас потом…

С собой Виолетта привела шесть человек – двух матерых мужиков, трех парней призывного возраста и младшую сестру Изабеллу, хоть и худую, но бедовую. Кроме топоров и самодельных пик на вооружении дружинников состояли два ружейных обреза и автомат Калашникова.

Изабелла залезла в драндулет на колени к Смыкову, остальные разместились в телеге на резиновом ходу, запряженной парой мышастых степных коньков. Ехать решили дорогой хоть и дальней, но скрытной – через Мезеновский лес, плотину и пригород Шпильки.

В пути Изабелла вдоволь накурилась дармовым самосадом (дома сестра не позволяла) и поведала о житье-бытье общины.

– Картошки, маниоки и ячменя хватит до следующего урожая, а может, еще и на обмен останется. Завели свиней, кур и страусов. У арапов за металлолом выменяли бегемота и насолили аж тринадцать бочек мяса. Сама недавно ездила на толчок в Кастилию. Наторговала там хорошо, очень у них посуда наша идет и швейные иголки. Правда, меня там два раза изнасиловали. Хотя это, может, и к лучшему – авось забеременею. А не то в общине за целый год только трое ребят родилось. Хотя мужики баб вроде исправно обслуживают. Почему бы это, докторша?

– Когда-то в больших городах устраивались зоопарки, – сказала Верка. – Держали в них напоказ всяких диких зверей. И если у какой-нибудь львицы или слонихи рождался детеныш, это считалось событием. Не хотели дикие звери в неволе размножаться. Вот и мы сейчас вроде как в клетке, – она ткнула пальцем в нависший над головой низкий, давящий свод, похожий на земное небо примерно так же, как стоячая загнивающая вода лимана на живое бурное море. – Ты, девочка, солнышко хоть раз видела?