Как обычно, почти все были пьяны, и прежде чем парус мог быть надлежащим образом убран, порывистый шквал бросил бриг на бок. Он, однако, выдержал натиск и выпрямился, захлебнув доброе количество воды. Едва все было приведено в порядок, как другой шквал налетел на судно и за ним немедленно еще другой – ущерба, однако, не было причинено никакого. Вся видимость говорила за то, что наступает настоящая буря, и действительно, вскоре она примчалась с большим бешенством с севера и с запада. Все было приведено в порядок, как только возможно, и мы, как обычно, легли в дрейф под плотно зарифленным фокселем. По мере того как ночь надвигалась, ветер усиливался в яростности, и море было необыкновенно вздуто. Питерс теперь сошел в бак с Августом, и мы снова приступили к обсуждению нашего плана.
Мы согласно решили, что не может быть более благоприятного случая, чем настоящий, для приведения нашего замысла в исполнение, ибо в такую минуту попытка наша никоим образом не могла быть предвидена. Так как бриг был надлежащим образом положен в дрейф, не могло возникнуть необходимости приводить его в движение и управлять им до наступления хорошей погоды, а тогда, если бы попытка наша удалась, мы могли бы освободить одного или даже двоих из людей, чтобы помочь нам довести бриг до порта. Главное затруднение заключалось в большой несоразмерности наших сил. Нас было только трое, а в каюте было девятеро. Все оружие, какое только было на борту, находилось в их обладании, за исключением двух небольших пистолетов, которые Питерс спрятал на себе, и большого кортика, который он всегда носил за поясом своих панталон. Из некоторых указаний, кроме того, – например, вещи, подобные топору или ганшпугу, не лежали на своих обычных местах – мы начали бояться, что у штурмана были свои подозрения, по крайней мере относительно Питерса, и что он не упустил бы случая от него отделаться. Было ясно на самом деле, что то, что мы решили сделать, не могло быть сделано слишком скоро. Все же неравенство сил было слишком велико, чтобы дозволить нам действовать без крайней осмотрительности.
Питерс предложил, что он пойдет на палубу и вступит в разговор с дозорным (Алленом) и, как только представится удобный случай, он его сбросит в море без хлопот и не поднимая тревоги; Август же и я, мы взойдем тогда наверх и постараемся обеспечиться на палубе какого‑либо рода оружием; затем мы должны ринуться все вместе и захватить лестницу в каюте, прежде чем может возникнуть какое‑либо сопротивление. Я восстал на это, ибо не мог поверить, чтобы штурман (пронырливый малый во всем, что нисколько не влияло на его суеверные предрассудки) позволил так легко захватить себя в западню. Уже одно то, что на палубе был дозорный, достаточно свидетельствовало о том, что он был настороже – лишь на кораблях, где дисциплина соблюдается строжайшим образом, имеют обыкновение ставить дозорного на палубе, когда судно лежит в дрейфе во время бурного ветра. Так как я обращаюсь главным образом, если не всецело, к людям, которые никогда на море не бывали, будет вполне уместным указать на точные обстоятельства, в каковых находилось тогда наше судно, лежавшее в дрейфе. Ложиться, или, говоря по‑морскому, «уложить» в дрейф есть мера, применяемая для различных целей и осуществляемая различными способами. В тихую погоду она часто применяется с целью простого приведения судна в неподвижность, дабы подождать другого судна или для какой‑нибудь подобной цели. Если корабль, который ложится в дрейф, находится под полными парусами, маневр обыкновенно достигается тем, что сбрасывают кругом некоторую часть парусов, так что позволяют ветру откинуть их назад, когда корабль сделается неподвижным. Но мы сейчас говорим о корабле, ложащемся в дрейф при бурном ветре. Это делается, когда ветер перед носом корабля и когда он слишком силен, чтобы допустить возможность пользоваться парусами без опасности опрокинуться; и иногда даже, когда ветер попутный, но море слишком бурное, чтобы можно было пустить судно по ветру. Если позволить судну убегать перед ветром по очень бурному, как бы ухабистому, морю, много ущерба обычно причиняется кораблю в силу того, что он захлебывает воду на корме, а иногда благодаря судорожным ныркам, которые он делает передней частью. К этому приему тогда прибегают редко, лишь в случае необходимости. Когда на судне течь, его часто пускают по ветру, даже при самых тяжелых валах; ибо, когда оно лежит в дрейфе, достоверно, что сшивки его сильно раскрываются благодаря большому напряжению, чего нет в такой степени, если корабль убегает. Часто также делается необходимым предоставить судну убегать или в том случае, когда вихрь столь необычайно яростен, что рвет в куски парус, употребляемый с целью дать ему возможность держаться против ветра, или когда благодаря ошибочному строению сруба, либо в силу других каких причин, главная задача не может быть выполнена.