– Прошу прощения, сударь, за семейную сценку. У нас такое случается все чаще и чаще.

Старый еврей постоял, держась за сердце, потом схватил Мирошникова за рукав, артистично показал движение крест накрест возле губ и жестом подозвал улыбающегося приказчика. Тот, видимо, не в первый раз наблюдал такие сцены.

– Моя непокорная дочь, – все же Ицкович не выдержал обещания молчать, – так сердится на своего любящего папку, так сердится! А я так устал все это слушать, мое старое сердце не выдерживает такие выходки собственной дочери. Пойду я поработаю пока, господин Мирошников, только так я могу успокоить свои нервы, которые дергаются изо всех сил в разные стороны. Вы заходите чаще, я всегда буду рад вас видеть. Уж не обижайтесь на старого дурака!

Мирошников даже не сразу сообразил, что Ицкович оставил свой еврейский говор и разговаривал общепринятыми фразами.

Уже из ювелирной лавки Константин вышел с головной болью и ощущением чего-то неправильного. Вроде все было сделано как надо, в кармане лежало очень красивое кольца, а настроение оказалось испорченным.

В цветочной лавке он столкнулся со знакомой дамой, супругой нотариуса Приходько. Дама была сильно надушена, очень навязчиво расспрашивала, как у него личные дела и для кого это господин Мирошников среди дня покупает такие великолепные цветы. Константин с трудом вынес разговор, чуть было нее расчихался от навязчивого тяжелого аромата духов и покинул лавку в состоянии легкого бешенства. Веточки зелени, которыми цветочница украсила прекрасный букет роз, согласно кивали пушистыми макушками, соглашаясь, что неприятные встречи отравляют даже самое радужное настроение.

То, что рядом с коляской, стоявшей у лавки, топтался и подпрыгивал от нетерпения мальчишка – посыльный, радости не добавило. Посыльный передал ему записку, что судья Дорохов срочно приглашает господ судебного следователя и полицмейстера для серьезного разговора. Даже гадать не стоило. Тема совещания была ясна: все те же странные недоограбления. Видимо, Бориса Ивановича снова посетили или газетчики, или дамы из женсовета, и тому пришлось дать обещание, что все службы будут немедленно задействованы, а негодяй пойман и предан справедливому суду.

Когда через два часа пустых разговоров в прокуренном кабинете Мирошников вышел на улицу, тщательно подобранный букет, оставленный им на сиденье коляски, выглядел жалко: на лепестках роз обозначились ранее незаметные дефекты, в аромат добавилась нотка залежалости, даже колючки уже не казались такими острыми. Пришлось ехать вновь в ту же цветочную лавку, но там лучшие цветы были проданы с утра. Понадобилось объехать еще три лавки, прежде чем нашелся более-менее приличный букет.

И тут находящийся уже в не очень уравновешенном состоянии Константин вдруг почувствовал ужасный голод. Настолько ужасный, что он был готов проглотить барана или какого-нибудь верблюда. Пришлось заезжать в ресторацию. Наученный горьким опытом Мирошников попросил служителей поставить букет в воду, пока он будет утолять голод. Ботвинья с белорыбицей ему не понравилась, бифштекс показался жестким, кофе холодным. Обычно сдержанный в эмоциях господин следователь высказал свои претензии работникам и отправился дальше.

Отъехав до конца улицы, он вспомнил про оставленные в ресторации цветы. Пришлось немного посидеть, успокоиться и возвращаться назад. Там его встретил встревоженный хозяин, которому передали недовольство постоянного клиента. Константин с трудом выслушал извинения и уверения, что больше такого не повторится. К концу беседы Мирошников уже чувствовал, как болят стиснутые зубы.