Мирошников долго постельный режим выдержать не смог. Сначала он просто посидел на кровати, придерживая пострадавшую голову и справляясь с приступом головокружения. Потом осторожно сполз, набросил на себя халат и сел к столу. Задача становилась еще более запутанной. Нападение на следователя все же, как ни крути, серьезная штука. И сейчас полицмейстер Горбунов заявил, что он берет под свой контроль дело об убийстве помещицы Сысоевой, а также дело о нападении на Константина Павловича. Это хорошо, потому что у Садырина будет теперь достаточно людей, чтобы внимательно осмотреть весь район, включая территорию вдоль реки.

Мирошников сидел, разбирая полученные рапорты и протоколы, когда в кабинет влетела Клавдия:

– Енто что это творится! Дохтур сказал лежать, а он ить опять бумаги марает! Будьте любезные в постелю лечь, да в потолок смотреть, какой он небеленый который год. Его чуть жисти не лишили, а он опять за свои думы взялся. Это какая такая голова столько мыслев выдержит! И думает, и думает! Хучь бы по бабам пошел, прости Господи! Ну, это опосля по бабам-то, как дохтур разрешит! Лягайте, Кистинтин Палыч, не гневите ангелов своих хранителей, что уберегли непутевую голову от смерти неминучей. Дохтуру жалиться буду, это он не меня должон на опыты в больницу взять, а моего хозяина взбалмошного.

Константин вяло, привычно отругивался:

– Клавдия, что ты глупости говоришь. Думать – это моя работа. Я за это деньги получаю. И вообще я хорошо себя чувствую, отстань.

Зря он это сказал, потому что ворчание пошло с новой силой в новом направлении:

– И как енто хорошо он себя чувствует! Люди добрые! И сам весь зеленый, даже синий. В гроб, прости Господи, краше кладут. Лягайте в постелю, дохтур сказал!

К счастью для Мирошникова, пришел Горбунов. Он с порога заполнил все пространство маленькой квартиры трубным голосом и густым запахом табака. Глава полицейского ведомства принес новость о дате оглашения завещания Серафимы Сысоевой.

– Голубчик Константин Павлович, вы уж выздоравливайте, – гудел Аркадий Михайлович, – ребята с Садырином во главе денно и нощно рыщут. Конечно, приметы, которые сообщили Куприяновы, не сильно точные. Бородатых да усатых крепких мужиков – хоть пруд пруди. В одной Малиновке таких полно. Их всех допросили, но у каждого алиби – все были на похоронах, значит, умышлять на вашу персону не могли. Их все равно показали Куприяновым, но те точно ни в чем не уверены. Вроде все подозреваемые соответствуют приметам, но вроде и не то. Мнится мне, что малиновские ни при чем. Хотя этот Ипат не был на похоронах, но он здоровый, как бык. Куприяновы категорически сказали, что преступник был невысок.

Брат и сестра показывают, что злоумышленник побежал в сторону Курбатовки и Маляевки. Сегодня там Садырин с утра работает по приметам. Обещал вечером приехать с протоколами допросов.

– Мне бы тоже протоколы нужны были, – вставил Мирошников.

– Да-да, непременно списки с протоколов предоставим.

Горбунов вздохнул и постучал пальцем по стеклу небольшого компаса в деревянном корпусе, стоявшего на столе Мирошникова:

– Что-то у нас происходит нехорошее в уезде. Уж так тихо жили, не то что в городе. Всего и дел-то было, что мужики перепьют и подерутся, или мужик бабу поколотит, или кражи какие пустяшные. А тут и убийство, и кража непонятная, то ли была, то ли нет, и на должностное лицо покусились. Нехорошо-то как, Константин Павлович. Мы тут с Садыриным и Михальчуком посоветовались. Надо бы вам охрану какую учинить. А то и квартирка-то на первом этаже, так что любой злой человек залезет, и с дороги даже ваших окон не видно, и прислуги одна Клавка дурная.