Ее личико оставалось столь же милым и по-детскому свежим, а роскошная коса короной венчала гордую голову. Но в глазах читалась усталость, пока затмеваемая возбуждением. Тяжкие потрясения, боль и горе – вот что он слышал в ее сознании. Это не считая бессоной ночи.

В отличие от прошлого раза, Оксана оказалась одетой в ситцевый сарафанчик, больше похожий на ночнушку, а вдобавок босой – будто ее застали врасплох. Такой наряд гляделся странно посреди города, зато открывал едва не больше, чем прятал. И теперь Вадим смог оценить кожу лесной ведьмы – матовую, как у ребенка, немыслимо гладкую, лишенную не только родинок или волос, но даже обычного девичьего пушка. Уходим от предков все дальше, да?

Вопросительно заглянув Вадиму в глаза, беглянка шагнула к нему и прижалась, пряча лицо на груди. Она не плакала, не жаловалась, однако все тело сотрясала нервная дрожь, не стихавшая, наверно, много часов. Отложив расспросы, Вадим закрыл ее спину руками, вбирая в себя горячку, гася вибрацию – благо весил против нее втрое. Умница Оксана не препятствовала, даже старалась помочь, как умела. Понимала: в таком состоянии от нее мало проку.

А за ветровым стеклом джипа виднелись головы других ездоков: ребячья, кудлатая, и звериная, будто медвежья. Обе напряженно пялились на Вадима, то ли узнавая, то ли испытывая.

– Ну, – наконец спросил он, – что стряслось?

– Папеньку изловили, – сообщила Оксана тихо.

– И в клетку посадили, и надпись написали… Что значит: “изловили”?

Присев на массивный бампер триколеса, Вадим усадил девушку рядом, взял ее руки в свои, продолжая делиться теплом.

– То и значит, – сказала она. – Вы ж помните, как толковал он про своего нутряного Зверя? Его и подловил чужак, а с ним – папеньку.

– Какой чужак? – спросил он. – Хозяин? Мы ж его изолировали!..

Оксана помотала головой:

– Другой, в людском обличье. Ночью пришел.

– Ногами, что ль?

– Не своими – железными.

Все-таки заразил Михалыч дочь странностью своей речи – вычурной, перенасыщенной образами. Теперь вот разбирайся!

– Ходульник, да? Так это был Шершень? Один?

– Много. Однако прочие не в счет. Да мы б и отбились, кабы не их главный.

– “Король”? – догадался Вадим. – Вот где он всплыл!..

– Он приказал, и папенька открыл ворота. Я не успела задержать и вряд ли б смогла. Хорошо, пальнула из гранамета по ходульнику, подбила лапищу, а то бы не спаслась. Папенька-то гнался за мной, вместе с парой шипастых, – но, видно, не изо всех сил, иначе б не убежала. А со мной припустил Бэк, хитрюга мохнатый.

– Где машиной-то разжилась?

– Так держали же в сарае на случай – всего и надо было, что рощицу пересечь!.. А в ней ловушек полно. Кто-то даже попался – из догонял.

– А это что за чудо? – Вадим кивнул на пацана, уже выбиравшегося из машины.

– То Алеха-слухач, сын охотника Мирона, – ответила девушка. – Разве не помнишь?

– Такое не забывается – как страшный сон. “Ты не слухай их”, верно? – спросил он. – “Пусть себе зовут!”

Малец шмыгнул носом и кивнул с солидностью.

– На дороге подобрала, – добавила Оксана. – Взрослые подсмеиваются – вот он и решил добыть Хозяина.

– Не слабо! – качнул головой Вадим. – Старичок, ты показался мне разумней.

– А это видал? – распахнув пальтецо, Алеха показал гирлянду миниатюрных гранат, развешенных по груди. – Мне Гризли напривозил – по одной за ходку. Знаешь, как бахают!..

– Голову оторвать твоему Гризли, – проворчал Вадим. – И в гостиную вместо трофея. Чем он думает?

– Да ладно, чего там!..

– Дома не хватятся? Папка, небось, с ума сходит.

– А неча насмехаться! – непримиримо отрезал малец. – Умру, а себя докажу!