Голоса удаляются, при этом я опять засыпаю, на этот раз обнаружившись в том самом классе, где хорошие. Та самая девочка, которая меня в прошлый раз на руки брала, улыбается и опять делает то же самое, отчего я тоже улыбаюсь. Она не спешит меня за стол усадить, а держит, отчего я начинаю думать, что хорошая.

– Расскажи нам о том, как день та девочка провела, – мягко просит меня хорошая девочка.

– Сначала было всё, как всегда, – начинаю я. – А потом Таня, это такая девочка, как вы, почти тётя, она принялась со мной ходить.

– Защитницу обрела малышка, – говорит какой-то мальчик.

– Погоди, не всё так просто, – грустно говорит девочка, у которой на руках я.

И я рассказываю всё-всё. И о мячиках, и о том, что плохо дышится. И о том, что на нас напали, чтобы хорошими сделать, потому что у Тани тоже нет мамы. Я говорю о том, как нас делали хорошими и где я проснулась.

– Можешь как можно точнее рассказать, что говорили те двое? – я вижу учителя, появившегося неизвестно откуда.

– Конечно! – киваю я и начинаю говорить, причём мне кажется, я дословно запомнила.

– Учитель, а что значит «усыпить»? – не понимает та, что меня на руках держит.

– Убить, – коротко отвечает он. – У девочек нет выбора. Скорее всего, мы видимся в последний раз.

– Ой… Это потому, что вторая парализована? Их убьют, как «бесполезных членов общества» в мире Тау? – интересуется какой-то мальчик и добавляет затем. – У них нет выхода, а мы не успеем.

– С учётом того, что не знаем, где они находятся, да, – тяжело вздыхает учитель. – Что же, другого выхода нет.

Покачивающая меня на руках девочка кивает и начинает рассказывать мне, что делать нужно. Нам желательно с Таней снаружи оказаться. Возможно, у добрых тётенек и дяденек есть повозка для Тани, потому что она ходить не может, и тогда нужно будет попроситься погулять.

– А зачем? – спрашиваю я.

– Потому что иначе будет совсем плохо, – грустно глядя на меня, говорит мне эта хорошая девочка.

Во время какого-то «Испытания» мы не сможем видеться, но это не навсегда. Когда оно закончится, я совершенно точно буду хорошей девочкой и Таня тоже, поэтому пугаться не надо, а нужно будет попросить там, где я окажусь, позвать Академию. И мне кто угодно поможет. Это так странно… Но я же послушная? Послушная. Значит, так и сделаю.

Проснувшись, я потягиваюсь, хоть и сложно немного, а потом смотрю на Таню. Она открыла уже глаза и плачет. Её кровать почему-то совсем рядом стоит, поэтому я поднимаюсь и «обнимаю» её. А она «обнимает» меня в ответ. Я это слово тоже во сне узнала, и как правильно надо это делать, тоже. Это так необыкновенно, что я просто замираю.

– Я ног не чувствую, – говорит мне Таня, – значит, меня выкинут.

– Нас усыпят, наверное, – отвечаю я ей. – Так дяденька сказал.

– Как усыпят? – она делает круглые глаза, а я пожимаю плечами.

Ой, но во сне же Тани нет, и если мне сделают так, чтобы я навсегда осталась в том классе, где хорошие мальчики и девочки, то как она будет? Значит, нужно поступить, как послушная девочка. В этот момент из коридора доносятся голоса. Желающая что-то сказать Таня замирает с открытым ртом, а я прислушиваюсь.

– Если Синицына неожиданно умрёт, это никого не удивит, – слышу я уже знакомый голос дяденьки. – От неё второй опекун уже отказался, так что…

В комнату, где мы находимся, заходят двое улыбающихся дяденек. Они оба смотрят на меня так, как будто меня тут нет совсем, а потом подходят к кровати. Один сдёргивает одеяло, под которым оказывается, что Таня почти совсем раздета, и что-то делает с её ножками. Он поднимает голову и кивает второму.