Это был не контейнер. Это был громадный затонувший корабль с совершенно плоской палубой, наполовину занесенной илом. Он стоял на корме, его носовая часть терялась во мраке, а обращенный к батискафам правый борт зиял двумя рваными отверстиями, в любое из которых мог бы без труда пройти тральщик-автомат. Александр приказал подвести батискаф вплотную и сделать несколько фотографий. Наверное, это был японский или американский военный корабль, потопленный во время Последней Войны. Александру уже приходилось натыкаться на такие ржавые обломки трехвековой давности.
– Ай-яй-яй, как его, понимаешь… – бормотал Ахмет, разглядывая пробоины.
Во всяком случае, этой находкой мог заинтересоваться Институт Подводной Археологии, и Костылин аккуратно отметил на карте положение корабля. Затем они двинулись дальше, но едва развалины скрылись в темноте, как Ахмет снова остановил батискаф. Он сказал громким шепотом:
– Ты только погляди! Что это?
Вот почему так пустынно было в этом ущелье. На экране проектора проступило плотное облако крошечных светлых сигналов с характерными звездчатыми очертаниями. Оно словно пульсировало, то расширяясь и заполняя весь экран, то сжимаясь в однородное пятно, а за ним в черной пустоте проступали новые и новые звездообразные сигналы. Ахмет никогда не видел ничего подобного, но Костылин видел, еще когда работал в Океанской Охране, и сразу понял, в чем дело: навстречу по ущелью двигалась большая стая белых драконов, чудовищ длиной в руку, с мощными челюстями и зубами алмазной твердости. Белые драконы – настоящий океанский гнус, глубоководная саранча. Они выводятся и накапливаются в каких-то зловещих уголках Мирового Океана и затем, изнемогая от аппетита, выходят в океанские просторы, пожирая все на своем пути. Прожорливы они невероятно. Александр однажды видел, как такая стая в пять минут буквально растворила в своих желудках пятнадцатиметровых косаток, великолепных хищных рыб, ловких и сильных, похожих на голубые торпеды. То, что белые драконы истребляют косаток, еще можно пережить. Но когда они появляются на трассах миграций промысловых рыб и китовых… Одним словом, ни один глубоководник не имеет права оставить без внимания стаю белых драконов, и Александр объявил Ахмету и Свирскому, что намерен напасть на стаю. Он приказал Свирскому подняться над ущельем и по сигналу выпалить в хвост стаи анестезирующие бомбы. Одновременно Костылин выпалит в голову стаи. Белые драконы окажутся между двумя расширяющимися облаками бета-новокаина, и по крайней мере девяносто пять процентов из них погибнут. «Есть!» – весело сказал Свирский и через пять минут доложил, что вышел в позицию для нападения. Александр приказал открыть огонь.
Оскаленные пасти и выпученные глазки маленьких чудовищ уже были отчетливо видны на видеоэкране, когда начали лопаться первые бомбы. Батискаф сотрясался от залпов. Глухо загудели разрывы. И вдруг репродуктор отчаянно закричал голосом Свирского:
– Берегись! Полный назад!
В ту же секунду экран ультразвукового проектора осветился, батискаф резко лег на правый борт, и Александр стремглав полетел через механика головой на баллоны регенератора. Он еще помнил пронзительный визг и скрежет металла о металл, затем потух свет, и что-то твердое, должно быть, колено Ахмета, ударило Александра под ложечку. Он потерял сознание.
Свирский потом рассказал, что он еще не успел отстреляться, когда огромные утесы, нависшие над ущельем, вдруг затряслись как желе, сдвинулись с места и совершенно бесшумно рухнули вниз. Мягкая, но очень сильная волна подбросила батискаф Свирского, и он закружился в водоворотах. Но волнение быстро улеглось, и тогда Свирский увидел, что стены ущелья стали значительно ниже, а над ущельем висят расплывающиеся белесые тучи. Очевидно, сотрясения от разрывов анестезирующих бомб было достаточно, чтобы тысячи тонн слежавшегося ила лавиной покатились по склонам ущелья. Эти тысячи тысяч тонн похоронили под собой и батискаф Костылина, и старинный корабль, и стаю полудохлых драконов. И что самое неприятное, корпус-поплавок БПГ Костылина не выдержал этого груза, деформировался и лопнул. Но об этом Костылин узнал уже после.