– Настоятельница хочет, чтобы мистрис Розу осмотрел брат Иосиф. – Иосиф считался лучшим врачом монастыря, поскольку учился в Оксфорде. – Я схожу за ним. – Монахиня выбежала на улицу.

Отец отложил очищенное яблоко, так и не дотронувшись до него. Керис спросила:

– Что же будет?

– Не знаю, лютик. Пойдет ли дождь? Сколько мешков шерсти понадобится флорентийцам? Подхватят ли овцы ящур? Родится девочка или мальчик со скрюченной ногой? Никто не знает, так ведь? Это… – Отец отвернулся. – Потому-то так тяжело.

Он протянул дочери яблоко. Керис передала яблоко Гвенде, которая съела его целиком, с сердцевиной и косточками. Через несколько минут пришел брат Иосиф с молодым помощником, в котором Суконщица узнала Савла Белую Голову, которого прозвали так из-за пепельно-белых волос – тех, что остались после монашеского пострижения. Сесилия и Юлиана сошли вниз, освободив место в маленькой комнатке монахам. Настоятельница села за стол, но есть ничего не стала. У нее были мелкие заостренные черты лица: маленький тонкий нос, подвижный взгляд, выступающий подбородок. Монахиня с любопытством посмотрела на Гвенду и спросила:

– Ну и кто эта маленькая девочка, и любит ли она Иисуса и его Святую Матерь?

– Я Гвенда, подруга Керис.

И с беспокойством посмотрела на дочь хозяина, как будто испугавшись, что это прозвучало дерзко. Та спросила:

– Дева Мария поможет моей маме?

Сесилия приподняла брови.

– Какой прямой вопрос. Вижу, ты настоящая дочь Эдмунда.

– Все за нее молятся, но никто не может помочь.

– А знаешь почему?

– Может, помощи никакой и нет, просто у сильных людей все хорошо, а у слабых – нет.

– Ну-ну, не глупи, – осадил дочь Эдмунд. – Всем известно, что Святая Матерь нам помогает.

– Все нормально, – кивнула ему Сесилия. – Дети – особенно смышленые – всегда задают вопросы. Керис, конечно, святые могут помочь, просто одни молитвы действенны, а другие не очень, понимаешь?

Девочка неохотно кивнула. Нет, ее не убедили и не перехитрили.

– Она должна пойти в нашу школу, – задумчиво произнесла Сесилия.

Монахини содержали школу для девочек из знатных и богатых семейств, а монахи – такую же школу для мальчиков. Отец закряхтел.

– Роза научила девочек буквам. А считать Керис умеет не хуже меня – она мне помогает.

– Ребенок узнает больше. Вы же не хотите, чтобы она всю жизнь вам прислуживала?

– Нечего ей зубрить книжки, – вмешалась Петронилла. – Она быстро выйдет замуж. За обеими женихи в очередь выстроятся. Торговцы, да и рыцари не прочь породниться с нами. Но Керис очень своенравна. Нужно смотреть в оба, чтобы она не бросилась на шею какому-нибудь пропащему бездельнику.

Керис обратила внимание, что Петронилла не беспокоилась о послушной Алисе, которая, вероятно, выйдет замуж за того, кого ей подберут. Сесилия возразила:

– А может, Бог хочет, чтобы Керис послужила ему.

– Двое из нашей семьи стали монахами – мой брат и племянник. Думаю, этого достаточно, – проворчал отец.

Настоятельница посмотрела на девочку и спросила:

– А ты что думаешь? Кем ты хочешь стать – торговкой шерстью, женой рыцаря или монахиней?

Мысль о монашестве приводила Суконщицу в ужас. Целый день выполнять чьи-то приказы. Это все равно что остаться на всю жизнь ребенком, имея матерью Петрониллу. Быть женой рыцаря или кого-нибудь еще – почти так же скверно, потому что жены должны подчиняться мужьям. Помогать отцу, а потом, когда он станет слишком старым, может быть, перенять его дело – лучше всего, но и это ее не прельщало.

– Я ничего такого не хочу.

– А чего же?

Она никому еще не говорила о том, чего хотела, и сама до конца этого не осознавала, но желание вдруг оформилось, и Керис ясно поняла, что это ее судьба.