– А что тебе больше всего во мне нравится? 

Он добросовестно задумывается, а через несколько мгновений решительно заявляет: 

– Твой голос и ямочки на щеках. 

Голос... ну, тут всё понятно. Он и услышал-то меня впервые именно по радио, во время прямого эфира. А вот ямочки... странно, что он их вообще заметил. Иногда мне кажется, что с тех пор, как мы познакомились, Илья ни разу толком не посмотрел мне в лицо. Как бы я ни пыталась наладить с ним контакт глазами – он неизменно отводил взгляд. 

Смущаясь, я неловко тереблю краешек платья и застенчиво улыбаюсь, невольно демонстрируя те самые ямочки. 

– Папа всегда говорил мне, что ночами к спящим младенцам прилетают ангелы и трогают пальчиком самых симпатичных... Ямочки – это следы, оставшиеся от их прикосновений, – даже сейчас, в двадцать лет, эта наивная легенда умиляет меня точно так же, как в детстве. 

Илья протестующе качает головой. 

– На самом деле ямочки на щеках – это генетический дефект, возникающий при недостаточной длине лицевой мышцы, – обстоятельно объясняет он мне. – Когда ты улыбаешься, недоразвитая укороченная мышца стягивает кожу и образует впадинку. 

Я беззвучно глотаю ртом воздух. Недоразвитая лицевая мышца? Серьёзно?! Мать твою, он правда планирует переспать со мной сегодня или, напротив, делает всё для того, чтобы я ушла?! 

Поднимаю глаза к потолку и часто моргаю, чтобы непрошенные слёзы вкатились обратно. Господи, и почему я всегда влюбляюсь в тех парней, которые гарантированно обеспечивают мне сплошные проблемы?! Это что, карма или просто моя потребность найти приключения на свою пухлую задницу? Сначала – женатый Карик, теперь – Илья, практически “инопланетянин”, у которого в голове творится чёрт-те что... 

И тут вдруг Илья совершает невозможное. Практически нереальное, абсолютно ему несвойственное: он берёт меня за руку и бережно целует в ладонь. Я в шоке – по-моему, это первое проявление подобия нежности и ласки с его стороны за всё время, что он меня знает. 

– Мариша, – говорит Илья извиняющимся тоном, по-прежнему не глядя мне в глаза. – Я знаю, что со мной... с такими, как я... другим людям приходится очень трудно. Но я и сам от этого страдаю, пойми. Я не умею нормально общаться, заводить отношения, но это не значит, что мне этого не нужно. Мне тоже бывает одиноко, хоть я и привык находиться один. Я не умею говорить правильные слова, признаваться в любви так, как это положено у вас... у остальных... но просто знай – ты нужна мне. Очень. 

У меня перехватывает спазмом горло, в носу щиплет от долго сдерживаемых слёз, а ресницы начинают предательски дрожать.  

– Ты тоже нужен мне, – сиплю я, – так сильно нужен, что меня это пугает... Мне трудно, Илья. Трудно и страшно. Иногда мне кажется, что я... не справлюсь. Просто не смогу. 

Он делает над собой заметное усилие и, подавшись вперёд, крепко меня обнимает. Я знаю, что Илья терпеть не может все эти нежности и обнимашки, поэтому забываю даже дышать, чтобы не спугнуть его внезапный порыв, но сама так и не рискую обнять в ответ. 

И что – мне так и придётся постоянно бороться с собой и своими желаниями? Считаться с загонами и пунктиками Ильи? Бояться сделать лишнее движение, не сметь обнять и поцеловать, когда вздумается? Я в стотысячный раз за сегодняшний вечер мысленно задаю себе вопрос: надо ли оно мне?  

Наконец Илья негромко выдыхает, словно тоже не дышал всё это время, и осторожно отстраняется. Очевидно, за сегодняшний вечер он уже превысил свой лимит прикосновений. 

– Мариша, – спрашивает он осторожно, – ты выйдешь за меня замуж?