Олег придет за мной. Обязательно придет. Знаю, что он подал документы на опеку и ждет результаты. Сказал, что сегодня придет.

И знаете, я счастлива. У меня появится человек, с которым могу поделиться всем, что творится в голове, поплакаться в жилетку, вопреки всему. Возрасту, полу, взглядам. Ведь он всегда меня поймет. Всегда! Как когда-то понимал Миша…

Я словно обрела его в лице художника. Он казался надежным. Наверное, поэтому трясусь сейчас так сильно, словно попала на Северный полюс. И не от страха, что моя жизнь может оборваться в один прекрасный день.

Оттого, что мои мечты разрушатся снова.

Пусть это звучит банально, но я позволяла себе мечтать. Впервые за долгие годы. Мечтать о будущем, о семье, о человеке, который поможет адаптироваться в этом мире.

Колени сковывают воспоминания предыдущих лет. Когда-то давно я так же сидела перед окном с полным рюкзаком и ждала, когда же за мной придут. Лучше бы не делала этого, не лелеяла ложные надежды.

Но с Олегом так не получится. Он всегда держит слово. В любой ситуации. Он никогда не предаст, не позволит никому меня обидеть.

Никогда…

– Ева, ты тут? – стучится в дверь и заходит. Садится рядом со мной на кровать. Кидает мимолетный взгляд на рюкзак.

А я смотрю только на него. На его аккуратно уложенную светлую шевелюру, на его фигуру в черном костюме. В его глаза. Ведь это зеркало души. Они не могут солгать. И сейчас не лгут, глядя на меня с толикой сожаления. Понимаю все сразу, стоит нам установить зрительный контакт.

– Слушай, я поговорил с органами и…

– Ты сделал все, что смог.

Улыбаюсь ему, точнее, приподнимаю уголки губ, надеясь, что моя улыбка не вышла наигранной или, того хуже, – горькой. Ведь это трудно. Трудно надеть веселую маску на лицо, когда внутри тебя съедают тараканы. По кусочку. Шепча на ухо: «Ты заслужила!»

– Это не смертельно. Мы ведь можем видеться без опеки. Будем переписываться, созваниваться, гулять по выходным. Ты же не исчезнешь, правда?

– Ответь на вопрос, – в мгновение ока Олег становится серьезным. Брови хмурит, взглядом цепляется за мой, как коршун. – Тебя подвергли насилию?

Что? Откуда он узнал? Об этом не должно быть написано в деле! Я вырвала листок пару месяцев назад. Он не должен был узнать. Никто не должен был. Даже мои «соратники» не в курсе, почему второй раз меня привезли обратно избитую, с двумя порезами на спине. Откуда?

– Ответь мне, Ева! – настаивает мужчина.

– Тебе какое дело? Насиловал и насиловал. Дальше что?

Неприятные воспоминания кольнули куда-то в область груди. Мясистые, потные руки, которые в итоге сломали правое запястье, лишняя растительность, которая колола лицо и шею. Крики. Мои бессмысленные крики о помощи приемной матери.

Но она так и не услышала…

– Почему ты не рассказала мне?

– А что бы это изменило? – повышаю голос. Неосознанно. Он сам. В смысле голос сам. – Это уже прошло, со мной работал психолог! Я не сумасшедшая, психика в порядке. В чем проблемы?

– Ты разве не боишься меня? Не думаешь, что я поступлю точно так же?

Олег сидит напротив. Не касается меня, не греет заледеневшие руки, как обычно. Смотрит. Ждет ответ. И мои уста говорят лишь одно правильное слово:

– Нет.

– Почему?

– Ты другой.

Его глаза сразу же теплыми становятся. Дружелюбными. Воздух резко выходит из чуть полных губ, а потом грудь приподнимается, позволяя легким наполниться кислородом. Повторяю его же действия за ним. Не специально. Просто мне нечем было дышать, но понимаю это не так быстро, как мужчина.

Я боялась, что он отвернется и больше не будет со мной общаться. Что никогда больше не придет. Откажется. Назовет испорченным ребенком. Гнилым плодом. Но этого не происходит.