А далее она приняла ванну, тщательно намылив все части своей стройной фигуры, помыла и прополоскала чистой водой русые волосы. Когда она, свежая и благоухающая, глянула на себя в зеркало, то из овальной рамы на нее смотрела сама Афродита, с распущенными длинными волосами, мокрые концы которых приклеивались к круглым алебастровым ягодицам. Она приподнялась на цыпочки и осмотрела себя сбоку: часть стройного и тугого бедра скрывала пушистый лобок, капельками воды блестел плоский живот, талия казалась до невозможности тонкой – как говорила мать: две руки обхватят. И, наконец, торчащие острыми розовыми сосками, большие груди.

Когда она училась в гимназии, её формы стали заметны намного раньше, чем у всех одноклассниц. Это обстоятельство отчего-то не радовало, а скорее смущало ее. Смущало и раздражало. Однажды ватага дворовых мальчишек остановила ее по пути в гимназию. Их главарь, босой, одетый в черный кафтан с чужого плеча и холстинковые штаны, развязанной походкой, сплевывая через выбитый зуб, подошел к ней вплотную и бросил в лицо: «С такими титьками, барышня, уворуют тя черкесы! Хошь, мы станем тя сторожить?» Она обомлела, живо представив то, что ей грозило. И не нашла ничего умнее, как спросить у хулигана: «Почему?» Тот подумал с минуту и ответил: «Инородцы любят титешниц[9], – а потом добавил с усмешкой: – Если черкесы не украдут, так в проститутки отдадут! – и засмеялся противным, простуженным смехом».

Людочке стало стыдно и смертельно обидно от этих слов. Весь день она плохо слушала уроки, ей даже сделали замечание на литературе за невнимательность. А когда пришла домой, то объявила матери о том, что отныне будет туго бинтовать себе груди. Мать подняла ее на смех. Бедной женщине стоило больших усилий, убедить свою дочь, не делать этого.

Теперь обнаженная Людмила с интересом рассматривала изгибы собственного тела, отражающиеся в золотистом, запотевшем от пара зеркале. Перебирала пальцами соски, сжимала грудь и ежилась от озноба и легкой боли…

В этот момент дверь отворилась, и Анатоль заглянул в уборную.

– Господи, как ты хороша… Мила…

Она вспыхнула и прикрылась пушистым полотенцем.

– Все, все… Я не смотрю. Ты можешь одеться.

Он затворил дверь. Сердце Людмилы билось возле самого горла.

«Что будет дальше?» – думала она.

Конечно, к своим семнадцати годам ей были известны некоторые пикантные и физиологические подробности взаимоотношений между мужчиной и женщиной. В гимназической среде, в которой воспитывалась наша героиня, мысли и знания об этих подробностях, связанные с интимностью и чувственными наслаждениями, считались непристойными. В гимназии царили пуританские взгляды. Никогда курсистки не позволяли себе размышлять об этом вслух. Находились и те, кто пропагандировал среди своих однокурсниц идеи о девичьей непорочности и убедительном желании нести эту непорочность через всю жизнь. Другие же с завидным упорством доказывали, что все «плотские сказки и шалости» придумали злодеи, дабы сбить целомудренных юниц с истинного пути. А на самом деле люди размножаются подобно цветам, без оттенка всяческой «грязной» физиологии…

Подробности «грязной» физиологии Людмила узнала уже из той среды, где она жила. У нее было несколько подруг из так называемого «подлого» сословия. Мать не разрешала Людочке общаться с ними, ограждая дочь от их пагубного влияния. Хотя и сама мать и Людмила, обе были не из дворян, а почти из того же «подлого» сословия, но то, что Людочка училась в гимназии, давало матери право иметь иные надежды на будущий статус любимого чада и положение в обществе. А подружки, будто издеваясь, караулили нашу скромную гимназистку и на редких девичьих посиделках рассказывали такие вещи, от которых она закрывала лицо и со смехом убегала. Нельзя сказать, чтобы она им верила. Но однажды она стала случайной свидетельницей проявления именно «грязной» физиологии, без каких-либо прикрас. Этот случай произошел с ней летом. И случай этот настолько потряс ее девичье воображение, что Людмила не спала многие ночи, припоминая все ужасные, но в то же время волнительные подробности.