Нельзя сказать, чтобы Елена и Нина не хватились новой горничной. Ее исчезновение было столь внезапным, что вся служащая братия не на шутку разволновалась уже к обеду. Больше других переживала Елена. Спокойным выглядел лишь дворник Степан.

– Может, она сбежала к матери или с ней что-то случилось? Надо послать записку городовому, – предположила Нина.

– Успокойтесь, бабы, – молвил чернявый Степан. – Не нужен городовой. В доме она.

– Как так в доме? – почти хором произнесли удивленные женщины.

– А так… И все… Более не скажу ничего…

Над столом нависла немая пауза.

К счастью, ближе к вечеру, Анатолий Александрович созвал всех слуг в хозяйственном флигеле. И выдал им следующее:

– Достаточно ли я вам плачу, господа? – строго начал он.

– Да… – раздался нестройный хор голосов.

– Нынче я заплачу вам чуть более ваших обычных жалований. Это будут премиальные за ваше трудолюбие и… молчание. С Людмилой все в порядке. Вы поняли меня?

– Да…

– Если хоть один из вас задаст глупый вопрос или пошутит, или сболтнет сдуру чего лишнего, я не только вас всех прогоню без единой копейки расчета. Я вас со свету сживу… Вы поняли? – он мило улыбнулся.

– Да.

С этих пор имя Людмилы не упоминалось вслух. Все делали вид, будто ее никогда и не было в этом доме.

Пока Людочка спала, граф перенес ее в гостевую спальню, расположенную почти напротив его кабинета. Людмила проснулась, когда за окном проступили легкие сумерки, а в саду запел соловей.

Сонный взгляд с удивлением обнаружил тканевую драпировку вишневого оттенка. Рука потянулась к ней. Пальцы аккуратно отодвинули тяжелую складку, ниспадающую на пол. Недалеко от нее, в широком кресле, сидел граф. Его красивая голова была запрокинута. Анатолий Александрович дремал, сидя в кресле.

«Где я? Это не его кабинет… Боже, он перенес меня в спальню. Неужели это спальня Руфины?» – тревожные мысли одна за другой пронеслись в ее голове, заставив сердце биться сильнее.

Она соскочила с мягкой кровати. Это была довольно широкая, арабская кровать, над которой, подобно восточному шатру, высился высокий вишневый балдахин. Здесь пахло какими-то благовониями, цветами и одеколоном Анатолия Александровича.

Он вздрогнул и тоже проснулся.

– Мила, ты проспала почти весь день, – со смехом попенял ей он. – Что ты будешь делать ночью? А впрочем, ночью нам есть, чем заняться…

Он так разволновался от собственных слов, что его рука потянулась к столику за коробкой английских сигар. Он нервно раскурил сигару, пламя спички осветило его внимательные глаза и загорелое лицо. Только тут Людмила заметила, что его густая шевелюра была зачесана назад, а волосы казались влажными. Вместо модного сюртука, широкие плечи охватывал мужской бархатный халат с отложным, отстроченным воротом. Через широкий вырез виднелись темные волосы. Людмила покраснела…

– Анатолий Александрович, как я здесь оказалась?

– Я перенес тебя спящую.

– Это спальня Руфины Леопольдовны?

– Вот еще! – фыркнул он. – В моем доме полно гостевых комнат. Как ты могла подумать? И давай договоримся: когда мы вдвоем, ты не станешь более упоминать имя… моей супруги. Хорошо?

Она в ответ молчала.

– Ну?

– Хорошо…

– А теперь, нам надо тебя помыть и переодеть.

Людмила вспыхнула.

– Мила, пойми, я люблю тебя, и ты не должна стесняться таких элементарных вещей. Пока ты спала, я приготовил ванну. Она находится здесь, прямо в спальне, в боковом будуаре. Здесь же есть и нужник. В этой комнате ты будешь пока жить. А далее… далее я что-нибудь придумаю. Я подожду тебя здесь. Приведи себя в порядок. Спешить не стоит. У нас впереди много времени. Правда, я пока не купил тебе новую одежду… Но я куплю ее на днях. А пока переоденься в одну из моих батистовых рубашек и шелковый халат. Все, что было на тебе – это колючее платье, передник, туфли, чулки – сними это. Я завтра же все это сожгу.