– Избрана подписка о невыезде. Учитывая состояние здоровья.

– Или состояние связей. Попугали, стало быть, заблудшую овечку. – Набрали что сумели! – в кабинет ввалился Андрей Иванович Тальвинский. Стащил с себя мокрый от дождя плащ, встряхнул его на пол. – Потому что одни краснобаи кругом. А вот чтоб реально помочь… Да хоть вы. Ведь знаю – не любите Лавейкину!

– Не люблю. За жадность.

– Неужто не поделилась?

– Оставьте свои подколы, Тальвинский. Я ими еще пять лет назад наелась. И вами, кстати, тоже. У нее в магазине девчонки, пацанки совсем работали. Только-только училище закончили. А им по мозгам: коллективная ответственность, платите на всех. А чем? На панель, что ли? Теперь жалеют: зря, мол, сами не тырили. Было б за что страдать. Воруешь – воруй, твои проблемы. Но зачем же за счет других?

– Вот и помогите. Подскажите, через кого излишки свалились.

– Увольте! – Садовая презрительно шмыгнула носиком. – Да и – не знаю я ничего толком. Не было у Лавейкиной доверенных. Сама воровала, сама концы прятала.

– Воровала, может, и сама. Но не одна. Кто-то же ей на двадцать тысяч дефицитных тряпок отвалил. По нашим сведениям, торговля этим «левым» товаром велась и раньше. – Не помню, – отрубила Садовая. – А вспомнить придется! – Ко мне что-то еще?

– Что значит «что-то»? – удивился Тальвинский. – Мы еще и не приступали.

– Повторяю. Сказать мне вам нечего. Засим прощаюсь, – Садовая в самом деле поднялась и пошла к выходу.

– К чему такая внезапная спешка? – Тальвинский шутливо перехватил женщину за талию.

Не приняв игривого тона, Садовая сбросила с талии обнимающую руку.

– Да пустите же! И не распускайте лапы. В конце концов, куда я приглашена? Для официального допроса или на какую-то хазу?

– Для допроса. – В таком случае повторяю для особо непонятливых: ни-чег-го не знаю!

– И все-таки разговор этот нам придется продолжить, – в свою очередь ужесточил голос Тальвинский.

– Ну-ну, – Садовая достала из сумочки платочек, с демонстративной брезгливостью протерла пряжку, которой коснулась рука Тальвинского, многозначительно посмотрела на циферблат и вновь опустилась на стул, небрежно закинув ногу на ногу. – Надеюсь, иголки под ногти загонять не станете.

– В крайнем случае продезинфицирую, – от прямого обещания Тальвинский уклонился.

– Давайте покороче и без ерничества.

– А вопрос у нас всё тот же – откуда и кем завозились левые товары, которыми Лавейкина периодически торговала и которыми набита ее подсобка? По нашей информации, фиктивные документы на «левый» товар составлялись как минимум в вашем присутствии. Поэтому если мы сейчас не договоримся, то придется, не обессудьте, заняться внимательным изучением круга ваших близких знакомых мужского пола. Я достаточно политесно выражаюсь?

Садовая заметила, что и Тальвинский, и – исподтишка – Мороз то и дело поглядывают на скрешенные женские ноги. Тонко усмехнулась.

– Похоже, меня пытаются шантажировать. Это и есть два-три формальных вопроса? – она даже не удостоила Виталия презрительного взгляда. – Вот что, Тальвинский, плевала я на вас и на ваши намеки. У нас с мужем доверительные отношения. И скрывать мне от него нечего. Да и не вам мне нотации читать. Или тоже моралистом стали?

– Только если для пользы дела.

– Оно и видно. Господи! И в это мурло я пацанкой была влюблена. Дело! Излишки! А у самого глазёнки бегают. Так бы и разложил прямо здесь. Только ни-ког-да! Хоть ты переблюйся от злости. Понял?!

– Понял. И не возражаю, – подтвердил Тальвинский. Бас его погустел. – Наверное, я жутко старомодный, но в числе моих немногих принципов – не входить в половой контакт с венерическими больными!