Он заколебался.

Истошный, откуда-то из самых глубин морга вопль разорвал минорную тишину.

– Ты уверена, что сегодня всех покойников вскрыли? – Андрей первым устремился внутрь.

Возле дивана стоял всклокоченный Чугунов и с раскрывшимся непроизвольно ртом смотрел на дверь “мертвецкой”, откуда выскочила растерзанная, непрерывно кричащая Нонна. Следом появился обескураженный Ханя.

– Что, Нонночка, что?! – Валентина подскочила со стаканом воды и чуть не силой втиснула его в зубы подруги.

Та сделала судорожный глоток, взгляд приобрел что-то похожее на осмысленность.

– Паскуда! – выдохнула она. – Да он же, извращенец, меня прямо на трупе пытался! Пристроил к каталке, а потом распахнул, а там…голова к голове! – Нонуль, но ты сама хотела чего-нибудь остренького, – расстроенное Ханино лицо было полно тайного восторга.

– Да любви я хотела! Любви! – снова закричала она.

И тогда в наступившей тишине раздался смешок. Вслед – еще. И еще. Безнадежно, казалось, уснувший Чекин сидел на диване и, не в силах остановиться, заливался прерывистым, как икота, пугающим тонким смехом. По пьяному его лицу непрерывно текли слезы.

– Я ведь с тобой всегда хотела, Аркашенька! – откликнулась Нонна. – Не с коблом этим! С тобой!

– Да, это клиника, – определилась Каткова. – Такого сабантуя в моей жизни еще не было.

Скосилась печально на бледного Тальвинского:

– И, похоже, уже не будет.

Андрей шел по ночному городу, с остервенением втаптывая ботинками антрацитовые лужицы на асфальте. Давно не чувствовал он себя столь погано, потому что давно не было в его жизни любви, подобной той, что одарила его Валюха. Порой, вспоминая произошедший разрыв, он скрежетал зубами и принимался озираться, будто в поисках такси. Но даже в эти секунды понимал, что не поедет он, как мечталось, к Валюхе, не вытащит ее от растерянного мужа и не увезет в темноту. Потому что сколь угодно можно гнуть ветку, испытывая на прочность. Но, сломав, не восстановишь. Можно, конечно, попытаться перевязать, вылечить. Но – никогда больше это не будет ТА ветка. И никогда не будет к нему прежней Валюха. Помани – и она вернется. Но – уже другая, надломленная. А другая Валюха – это другая история. И – ничего тут не вернешь. Ни-че-го!

Возле собственного подъезда он долго стоял, уткнувшись лбом в проржавелую подъездную дверь.

– Подожди у ворот, – потягиваясь спросонья, Виталий Мороз вылез из отдельского УАЗика прямо перед прикрепленной на заборе вывеской « Оптово-производственная база горпромторга».

Внутри узенькой проходной, перед турникетом, возле единственного, подвешенного на стену телефона, толпились люди. В стороне позевывал пожилой охранник.

– Вертушку запусти, – Виталий показал мельком милицейское удостоверение.

– Сначала надо пропуск выписать, – охранник ткнул в сторону телефона.

– А это тебе что? Или у тебя, батя, режимный объект?

– Какой надо, такой и объект. Молод еще шутки шутить. Без пропуска начальства не пущу.

– Ну, и – молодец. Бди дальше, – Мороз перемахнул через турникет и шагнул на самую блатную в городе территорию.

Сзади послышались запоздалые всполошные крики.

Длиннющее здание со всех сторон было облеплено загружающимися фурами. Вход на административный этаж Мороз нашел не без труда. Взбежал по гулкой металлической лестнице и уткнулся в надпись «Приемная».

В «предбаннике», возле стола скучающей секретарши, терпеливо подремывали несколько посетителей.

– Мне сказали, что где-то здесь Садовая.

– Да, она у директора… Эй, эй, парень, ты куда?! Там совещание.