– Ну что, Андрюш, накрутил Юру? – догадалась заместитель районного прокурора.

– Без жертв победы не бывает, – неловко отшутился Тальвинский.

– Как? Опять?! – в отчаянии она закрутила головой. – Да что ж это делается, бабоньки? Вы там с ним чего-то делите, а жертвами-то мы оказываемся.

Будто в подтверждение этих слов в приёмной раздался рык, и вслед за тем на лестницу выскочила расстроенная секретарша.

– Зовёт. Говорит, совещаться со своими дурами буду, – она осуждающе посмотрела на Андрея. – Ой, девочки, злющий!

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – хмыкнула зампрокурора. – Спасибо вам, товарищ Тальвинский, что не забываете. Вы уж почаще, а то без вас как-то пресно.

Расстроенный Андрей расшаркался. Надо было торопиться в отдел. На три часа назначено заседание аттестационной комиссии УВД.

– Товарищ…! – вошедший в кабинет Мороз растерянно обвел взглядом трех увлечённых разговором мужчин в штатском и, повернувшись к более старшему, решительно закончил: – Выпускник Омской высшей школы лейтенант милиции Мороз прибыл для дальнейшего прохождения службы.

– Почему собственно ко мне? – начальник следственного отделения Красногвардейского райотдела милиции Чекин разглядывал рослого молодого парня в вытертом джемпере без ворота, окольцевавшем сильную шею. – Я операми не командую.

– Вообще-то направлен в угрозыск. Но там вакансия только через неделю откроется. Так что получил приказ руководства – быть пока в вашем распоряжении. Сказано, что у вас запарка с уголовными делами.

– Точно – запарка, – хмуро подтвердил Чекин. – Наше обычное состояние.

Взрыв хохота сотряс кабинет.

Следователь Ханя, тот просто сложился перочинным ножом. А сидящий напротив Чугунов не мог даже смеяться. Сняв круглые очки, он навалился на стол, и лишь сутулая спина его мелко подрагивала.

– Это у них от переработки, – хмуро пояснил Чекин опешившему новичку.

С демонстративной неприязнью оглядел подчиненных:

– Отставить ржачку! Давайте еще раз, как он позвонил и что сказал.

– Ну как как? – со скрытым кокетством человека, оказавшегося в центре внимания, повторил Чугунов. – П-полчаса назад. Спросили Т-т… Андрюху в общем. Говорю, что нет на месте. Может, чего п-передать? А п-пусть, говорит, п-подмоется. Это, говорит, муж п-полюбовницы егонной Валентины Катковой. Он, говорит, жену мою третий год д-дрючит. Теперь я п-приеду к вашему начальству, чтоб его самого п… Я, было, ему – чего, мол, горячиться, д-давай встретимся, п-п… А он, п-подлец, трубку бросил.

– Понятно. И чего гогочете?

– Так прикольно, – удивился Ханя.

– Балбесы вы все-таки. У друга беда. Назначение может сорваться, а вам всё смешочки.

Месяц назад измученный болезнями начальник райотдела подал рапорт на увольнение. И на свое место рекомендовал майора милиции Тальвинского. – В самом деле, п-плохие шутки, – Чугунов посерьёзнел. – Где гарантия, что сами мы не рогоносцы?

– Насчёт всех не знаю, а вот некоторым рога к строевому смотру подравнять бы не мешало, – в голосе Хани, как всегда, когда обращался он к невзрачному Чугунову, пробурилась презрительность.

И тот, только что ухохатывавшийся, на глазах скис: относительно супруги своей иллюзий он не питал и догадывался, что значительной частью ветвистых украшений обязан был неустанным трудам любвеобильного Хани.

Высокий, гибкий, будто хлыст, Вадим Ханя был по-мужски породист. Породу эту ощущали в нём все: друзья, сослуживцы, случайные знакомые, встречные прохожие. Даже потерпевшие женского пола ещё прежде, чем осознавали, что перед ними следователь, принимались интуитивно прихорашиваться. Отзывчивый Вадик не обманывал ни надежд, ни опасений, и неустанно, с щедростью подлинного таланта осеменял родной город.