«Всё такое чистенькое! Интересно, как часто к ним ходит уборщица, самим-то, наверное, уже так не намыть, сил не хватит?».

Большой полированный ореховый стол овальной формы с незавершённой сервировкой. Вокруг стола – шесть изящных стульев на изогнутых ножках того же светлого дерева, с высокими спинками и мягкими сиденьями из бордовой ткани. Демидов осторожно присел и, чувствуя пружины под задом, украдкой протёр рукавом край столешницы, боялся, что от пальцев останутся следы.

Такого же тёмно-красного цвета – длинные драпировки штор на окнах. Тут же выделена гостиная зона – диван, два кресла в бархатной обивке насыщенного вишнёвого цвета. В полукруглом эркере четыре терракотовых горшка: на метровых деревцах Толик разглядел миниатюрные недозрелые лимончики.

Хозяйка суетливо расставляла на льняных салфетках с вышивкой чайные пары из просвечивающего фарфора. Шумел и мигал лампочками в углу на рабочем столе белоснежный электрочайник.

Демидов оглядывал высокие потолки, изогнутые линии подвесных конструкций с подсветкой. Блики от многочисленных светильников весело плясали, отражаясь в лакированном паркете и полированных завитушках на мебели.

«Как в дворянском особняке-музее. Что-то не так. Что-то не вяжется…», – напряжённо размышлял он. – «Слишком чисто. Слишком роскошно. Что-то тут лишнее, выбивается из обстановки. И это – хозяева квартиры!».

Квартира на третьем этаже, Демидов рассеянно посмотрел в окно: в редкой листве обледенелого тополя воробьиная возня. Вдруг в окно ударилась птица, и Толик вздрогнул.

«Нервы совсем ни к чёрту! Соберись!».

– Татьяна Сергеевна говорила, у вас все документы и медкарты на руках. Позволите ознакомиться? – вежливо осведомился он, стараясь отогнать мрачные мысли. – Так сказать, чтобы обеспечить своевременную помощь, у нас принято вести пациентов.

– Да, сейчас принесу, обождите! – суетливо махнула рукой старуха, прошуршала в комнату и вернулась с несколькими толстыми папками и тетрадями.

Вдруг в прихожей резко провернулся замок, грохнула железная дверь, и требовательно зазвенели ключи. Потом послышались, приближаясь, шаркающие шаги. И в столовую медленно переставляя и почти не отрывая ног от наборного паркета вошёл очень старый мужчина.

Толик сразу подумал, что в нём тоже есть что-то птичье, но не от уютного голубя, глупого гуся или надутого индюка, а, скорее, стервятника, падальщика. Как и у жены, кожа морщинистая и покрыта пятнами. Лысая голова в расплывчатых родинках и редких седых волосках, длинный крючковатый нос, будто клюв. На дряблой шее при ходьбе болтались складки, как у пеликана-пенсионера.

– Вот, это мой Дормидонт Иванович! – обрадовалась хозяйка, неловко обнимая его и смущаясь, как юная невеста на выданье. – Опять перчатки посеял, миленький?

«Спины и суставы уже не гнутся и плохо двигаются. Интересно, а как они занимаются…», – Танька не закончила мысль.

– Здравствуйте, милая барышня Таня! Жена напоминала о вашем визите, – старик пожевал губами, чуть пожимая пухлые пальчики Симоновой, у которой по спине пробежали мурашки: прикосновение ледяных рук почему-то напомнило ей о липких сырых куриных лапах из холодильной камеры на рынке. – А вот о госте меня не предупредили.

Из-под седых косматых бровей он метнул ревнивый взгляд на Демидова.

– Этот молодой человек – медик, Доренька, – нежно погладила его по костлявому плечу жена. – Садись, пора чаем полакомиться. Уж вечер на дворе!

Вишнёвое и абрикосовое варенье были поданы в высоких плоских блестящих вазочках. Сахарница и сливочник в металлических кружевах. Десертные тарелочки с ломтиками сыра и мясной нарезкой. Поблёскивала элегантная двухъярусная этажерка с финиками и орехами.