И снова граф скрипнул зубами. Потому как их негромкий разговор как минимум услышали еще трое стоящих рядом мужчин, двое из них состояли в свите самого Хеймиля.

– В таком случае ведите, – кротко ответил Келрик, стараясь внутренне справиться со своим раздражением.

– Конечно‑конечно! – воскликнула дама, а после опомнилась и извинительно улыбнулась графу Артису, славящемуся своими неутолимыми аппетитами на весь Вурмград. Большая часть слухов, безусловно, была фальшивкой, однако самому графу льстило то, с каким остервенением матроны оберегали от него своих дочерей на выданье. Другие же женщины, в том числе и замужние, вешались ему на шею на каждом светском рауте, который он умудрялся иногда посещать между королевскими поручениями.

А самому Артису нравилось другое, не напускной лоск, с которым многие аристократы обставляли свои замки, поместья, съемные комнаты. Он любил практичность. И потому скрупулезно вел подсчет своих финансов. Поместья в столице не держал, а жил в комфортных комнатах общежития, за безопасностью которых следил его близкий друг и кузен Кирхард Осберн, виконт Эспер, лишенный своего приграничного замка из‑за отцовских карточных долгов. Однако кузен Артиса и сам не сильно интересовался помещичьей жизнью, а все чаще пропадал в своем Котаз, корпусе тайных знаний, да души не чаял в Академии Нежити, которой управлял с завидным рвением. И потому виконт напрочь отказался от предложенных кузеном денег для выкупа родового замка Эсперов на западной окраине Истмарка.

Ле Фар между тем, идя мимо столов в центре публичной комнаты борделя, продолжила негромко щебетать, делясь с графом новшествами своего уютного гнездышка.

Сам же Келрик слушал ее вполуха, по старой привычке оглядывая обстановку в зале. Его правая рука покоилась на рукояти кинжала в пристегнутых к поясу ножнах. Другая держала трость, на самом деле скрытый узкий клинок с навершием в виде головы саблезуба.

Когда же мучения графа закончились посещением комнаты на втором этаже, третьей, заполненной приторными сладкими запахами благовоний, уже в дверях Арин Ле Фар наконец уточнила:

– Вам как обычно? Или что‑то новенькое?

– Мне самую дорогую и умелую. – А, немного помолчав, добавил с плохо скрытым раздражением: – И быстрее, я спешу.

Оперная дива в ответ лишь смерила его плотоядным взглядом, демонстративно облизнулась и вышла. Наверняка звать кого‑то из своих работниц.

Не прошло и пары минут, как в комнату постучали, прежде чем войти. Граф тем временем отправился исследовать оконные рамы помпезного помещения с бархатными драпировками стен и золоченой мебелью цвета молочного дуба, дабы проветрить спальню. Но, увы, решетки на окнах помешали ему хотя бы приоткрыть окно.

– Да, войдите, – откликнулся он с видимым разочарованием в голосе.

«И зачем только металл тратят? Ведь диким оборотням из лусканцев эти прутья толщиной с мизинец нипочем, сильные особи одним махом разрубали пополам телегу, зашитую листовым металлом», – подумал так Келрик, прежде чем обернуться к вошедшей.

– Какая встреча… – проворковала рыжая прелестница с аппетитными формами, вплывая в комнату в изумрудном атласном платье. Дверь за ней негромко хлопнула, когда кучерявая красавица уже успела дойти до центра комнаты. Она сняла с себя шиньон – нижние пряди из сложной на вид прически с лохматой гулькой на затылке. Скинула небольшой парик на ближайшую тумбу с золочеными ножками, стоящую у стены. Туда же отправились закрепленные на потайных пуговицах юбка и рукава. После чего молодая девица осталась лишь в подвязках, корсаже платья и некоем шелковом, скрывающем самое интимное место женщины, кусочке материи, треугольнике, еще не обретшем своего названия.