– Но не такой же прекрасной, как ты, – возразила я.
– Да, со мной в красоте не сравнится никто, – ровно, но с явной гордостью подтвердила Елена.
В ночи веяло чадом горячего масла и женским потом. С неба на землю струился серебристый, мягкий свет луны-одуванчика. Побуждения Елены скрывались за пеленой видимого равнодушия, будто тела воинов в завесе тумана.
«Елена уродует, искажает все на своем пути. Не вздумай приглядываться к ней чересчур пристально – ослепнешь».
– Сегодня я видела, как ты держалась за руку отца, – сказала Елена. – Тебе с ним спокойно? Ты его не боишься?
Я недовольно сморщила нос. Говорить с красавицей-теткой, когда рядом нет матери, отчего-то было нелегко.
– Что это может значить?
– Нет, – промямлила я. – Не боюсь.
Елена сменила позу. Блики и тени на складках ее одежд заиграли по-новому.
– Пожалуй, мне следует кое-что рассказать тебе, Ифигения. О твоем отце. Мать говорила тебе, что до него уже была замужем?
Я покачала головой. Алая лента оборот за оборотом оплетала пальцы.
– Так вот, была она женой человека по имени Тантал[35], правившего Микенами до появления твоего отца. Вместе они зачали ребенка. Сына.
Елена умолкла, пристально вглядываясь в выражение моего лица. Я… я просто не знала, что делать. Взглянула направо, налево, но поблизости не было никого.
– Понимаю, Ифигения, нелегко тебе будет услышать об этом, – продолжала Елена, – но твой отец, явившись в Микены, лишил жизни Тантала, а после… – тут тетка прикрыла рот рукавом и отвела взгляд в сторону. – А после отнял у твоей матери малыша и швырнул о камни, да с такой силой, что расшиб моего племянника вдребезги.
Бросив взгляд за спину, я увидела слуг, уносящих скамьи и убирающих полог. Иамас помогал одной из девчонок гасить лампы. Там, позади, все выглядело знакомым, там нечего было бояться. Я сделала шаг назад, но Елена удержала меня, схватив за руку.
– Пухленьким он был младенцем, веселым. Я только разок его и увидела… – голос ее задрожал. – Ну, а отец твой, покончив с Танталом, принудил Клитемнестру стать его женой и начал править Микенами. Увидела я, как он держит тебя за руку, и встревожилась. Сестре моей не хотелось, чтобы ты знала об этом, однако тебя нужно предостеречь. Твой отец не таков, каким кажется. Он – из тех, кто без колебаний убьет даже грудного младенца.
Я вырвала руку и во всю прыть помчалась к хлопочущим слугам, с топотом пронеслась мимо Гермионы. Та проводила меня злобным взглядом и вновь повернулась к Елене. Лицо ее исказилось от муки. Как ей хотелось добиться внимания матери!
Ревнивая, тщеславная, хвастливая баба… Я не поверила ей ни на миг. Ни на миг не поверила, будто ты способен убить ребенка.
Когда мать уснула, я взяла на руки Ореста, тихонько выбралась из шатра, и мы вышли на берег. В лучах серебристого одуванчика над головой ночное море поблескивало, точно обсидиан.
Подобрав ветку длиною примерно в Орестову руку, я подала ее брату, но не смогла вспомнить, зачем. Орест озадаченно таращился на меня, пока я не отняла у него ветку и не швырнула ее в сторону кораблей.
– Отчего ты не разговариваешь? – спросила я. – Ты ведь уже большой.
Орест потянул ко мне пухлые ручки и, теплый, как кот, потерся носом о мой подбородок и шею. Братишка часто вот так прижимался ко мне, когда мне становилось худо. Ему нравилось чувствовать, что и он может утешить, помочь близким в беде.
– Я распадаюсь на части, – заговорила я. – И мне очень нужно, чтоб – вместо меня – меня помнил ты. Сделаешь? Прошу тебя.
Взгляд брата лучился бесхитростной детской серьезностью.