Когда настало время осенних соревнований, Койот записался на все. Кросс-кантри, бейсбол, даже лякросс… но, по-моему, больше всего его привлекал футбол. Его дружелюбной натуре требовалась собственная стая, команда парней с горящими глазами, с «кубиками» на животе, бегавших милю за семь минут, а еще каждый день таскавших ему подарки. Зачем? Этого они и сами не знали, но вот, поди ж ты, таскали исправно. Игральные карты, скейты, виниловые диски (о звуке в формате mp3 Койот и слышать не желал). Линия защиты даже печеньки своему парню пекла. Печеньки с шоколадной крошкой, печеньки с арахисовой пастой, печеньки овсяные с орехами, сахарные сникердудлы[10] – все это сваливалось на скамейку, грудой, будто дань королю. А девчонки – о, да! – приносили ему цветы. Кто победней – одуванчики, кто побогаче – розы, а Койот целовал каждую, будто как раз она и есть всё, о чем он только мог мечтать. А может, так на самом деле и было. Койот ведь в «фавориток» не играл. Его хватало на всех.

К тому времени, как мы пробились в первенство штата, все чирлидерши до одной оказались в залете.

Играли «Дьяволы» хреново, другого слова не подобрать. Вечно болтались в самом низу дивизиона, и даже тренер подумывал, что надо бы ему всерьез взяться за геометрию. Пока в команде не появился Койот, весь наш фан-клуб состоял из папаши третьего крайнего в линии нападения, мистера Болларда, ради каждого матча размалевывавшего физиономию цветами «Дьяволов», красным и золотым, а на голову надевавшего огромные светящиеся пластиковые рога. А как-то раз, на Балу выпускников, двумя принцессами и королевой Двора Дьяволов оказались девчонки из софтбольной команды, сами и вызвавшиеся сыграть эти роли, потому что на голосование народ дружно забил. Все они явились на бал в джинсах и поставили немалые деньги на Ист-Сентервилльских «Рыцарей», обыгравших «Дьяволов» со счетом 34:3.

Первый тачдаун[11] (из семидесяти четырех за сезон) в первом матче последнего своего школьного года Койот заработал, пробежав целых восемьдесят два ярда. Он пасовал, принимал передачи и бегал так, точно один и был всей командой, всеми одиннадцатью игроками. Никто не мог его изловить – и никто этим даже не возмущался. Бежал Койот так, будто спер этот мяч, а весь белый свет гонится за ним, чтобы отнять добычу. И где только он был раньше? После игры парни подняли его на плечи, а Койот только хохотал и хохотал. На следующее утро каждый из нас нашел под подушкой свою предварительную проверочную работу – завершенную, библиографированную, и будь я проклята, если они не оказались лучшими нашими эссе за все время учебы!

Не буду врать: я и девственность потеряла с Койотом, в кузове моего синего пикапа, у озера, перед самым плей-оффом[12]. Он гладил мои волосы и целовал меня, совсем как в кино – можно сказать, безупречно: никаких тебе столкновений носами, не говоря уж о зубах, а на вкус его поцелуи были – будто краденый солнечный свет.

– Банни, – шептал он, работая узкими бедрами, – я буду любить тебя во веки веков. Ты для меня – единственная.

– Врешь, – шепнула я в ответ, а когда кончила, это было все равно что долгий полет вниз, по рельсам «русских горок», прямо в его объятия. – Врешь, врешь, врешь…

По-моему, ему понравилось, что я запомнила счет первого матча: после этого Койот позаботился, чтоб я не пропускала ни одной из его игр, хотя спортом обычно не увлекалась. В тот год спортом (вернее, футболом) увлеклись все. За одну ночь из соседнего брошенного городка привезли трибуны, в выходной, во время карнавала, на них резвились ребята помладше, а Койот, пляшущий в зачетной зоне, выглядел, словно все, чего только можно желать от всякого сына и всякого парня.