— Угу, – улыбнулся я. — Так уж и не разбираюсь? – всмотрелся в неё, прищурил глаз невольно.

— Хочешь сказать, что я здесь потому что ты этого захотел? – прошептала она, точно видя меня, вникая в самую суть.

— Я бы хотел, чтобы ты была здесь, потому что ты этого захотела. И кажется ты единственная женщина, в которой мне хотелось бы разобраться, – честно ответил я, утопая в её взгляде. Тёмном, словно там в его синеве шторм.

— Твои наёмники мне нравились намного больше, – смутилась она сказанному мною, отвела взгляд.

— Мне тоже, звёздочка, мне тоже…

— Тогда зачем? – и снова встретилась со мной взглядами, моргала, так невыносимо очаровательно.

— Я тогда… писал же в издательства. Бродил, как неприкаянный. Свою хотел книгу, даже издал малый тираж, как раз тогда когда тебя обидел, – и звёздочка мотнула головой, — в долг, но… и мне посоветовали агента. И началось – всё не то, тут не так, тут не этак. Это не читают, это херня, – я фыркнул и вздохнул. — Надо вот так и вот так, а лучше вообще вот. И мне тошно было, а потом Лютик заболел.

— Лютик? – она действительно так вздрогнула, словно пёл должен был жить вечно.

— Да, – подтвердил я, понимая, что внутри как ни странно это ещё как-то откликалось печалью. — И у меня не было денег, чтобы его лечить. Исследования, операция, если бы нужна была… не было. Мама плакала. Папа ходил вздыхал. А я психанул и написал вот эту вторую книгу. Так, как мне сказали. Я её недели за три написал, ночами не спал. А они сказали хорошо, но… и предложили переписать. Но я не стал, мне было проще новую написать. И я написал. Первую. Только Лютику уже не помочь было. Я потом просто долги отдавал за его лечение и за усыпление.

Я подвис рассказывая об этом, ушёл в себя, не заметил её реакции на рассказ, а она всхлипнула, соскочила с дивана и я не успел поймать, ушла в ванную.

— Эй, звёздочка, – но она уже плакала, по её щекам текли слёзы… оплакивала мою собаку, хотя по ней плакали только я и мама, лучший друг вообще сказал, что хрень – пёс же. В самом деле…

А она рыдала, хотя моего пса не видела в живую ни разу, только на фотке. Хотя времени прошло шесть лет… Но искренне сожалела, сочувствовала.

— Тише, крошка моя, тише, не надо, не надо… – погладил по голове, притянул к себе, заглядывая в глаза и прижимаясь к ним губами.

Я целовал её и сходил с ума от нахлынувшей нежности от желания простой мягкой ласки, утопал в ней хотя желал большего жгучего, но как завороженный тлел в этой эмоции, чистой и честной. Ей было жаль моего пса.

Мне казалось, что тепло, которым накрывало рядом с этой женщиной нереально, что я просто не заслужил чего-то подобного. Оно было таким безумно живительным, особенно после того, как я столько времени провёл рядом с этими мертвенно блеклыми хоть и потрясающе красивыми женщинами, которые дарили свои улыбки и внимание только если кто-то мог оплатить ценник, который на этом всём был.

И ведь я прекрасно знал, что все эти слова про продажность женщин – херня.

Нет не так, эти мужчины, которые хотели рядом таких вот идеальных, должны были быть готовы, что такой идеальности не существует от природы, есть только задел, а за остальное надо платить. Только зачем им это? Могли ли они сказать? Статус… как хороший алкоголь, курение сигар, покупка тачек, которые будут стоять в “конюшне”, потому что – а куда ты на такой поедешь? Но важно ли это? Нет… только само обладание. У девочек свои игрушки и хотелки – брюлики, меха, спа всякие, машинки с личными водителями, дома с прислугой, отдых в отелях десяти звёзд с личным пляжем… А у мальчиков свои. И вот такие искусственные идеальные “тёлки” – это один из пунктов этого их перечня статусности.