Зажмурившись, я трясу головой, переваривая ее слова.

— Так, стоп, — торможу девушку. — С чего ты взяла, что я целовал тебя из жалости?

Вика медленно опускается на стул.

— Ну а как? Я рассказала тебе о матери, о детдоме, и ты подумал, — она переводит дыхание и продолжает, — какая бедная девочка, надо ее пожалеть. Ведь так?

Я киваю.

— Да. Отчасти так оно и было. Но потом, когда я целовал тебя, и все остальное – никакой жалости и в помине не было… Уж поверь, я-то знаю, о чем говорю. Мне все очень понравилось. И я хотел пойти дальше. Я бы взял тебя там, прямо на диване, и у нас бы с тобой появилось еще одно общее воспоминание друг о друге, причем, я уверен, очень хорошее… — понизив голос, я изгибаю бровь. Краснея, Вика отводит смущенный взгляд. — А остановился я только потому, что подумал, что это все усложнит. То есть… Для меня секс – это просто секс. Но ты молодая девушка.

— А что, для молодых девушек секс не может быть просто сексом? — неожиданно парирует Вика.

Ее подбородок упрямо вздергивается, а глаза вспыхивают огнем.

— Может, но ты не одна из них, — ее реакция вызывает у меня улыбку.

— Откуда ты знаешь?

— Вика, ты не облегчаешь мне задачу… — я снова улыбаюсь, добавляя градус своему обаянию.

Под кожей уже начинает бурлить кровь. Меня заводит наша пикировка. За давностью лет я стал забывать, каково это – смущать и очаровывать молодую девушку.

— Я шучу, — сдается Вика. — И, если честно, то я очень переживала. Боялась, что ты решишь, что я нарочно тебя спровоцировала, чтобы…

— Чтобы… что? — дразню ее.

— Чтобы затащить тебя в постель и получить с этого выгоду, — продолжает Вика немного хрипловато.

Ее низкий сексуальный тембр отдается приятной дрожью в моем позвоночнике.

Скрестив руки на груди, я провожу по щетине тыльной стороной ладони.

— Нет. Я так не думал. И, вообще, меня сложно чем-то удивить. Есть такая вещь, как взаимная симпатия. Думаю, в этом все дело. Ну и потом, не в моих правилах клеймить людей. Ты взрослая и ты свободна, ведь так? — в упор смотрю на Вику.

— Да.

— И ты не девственница?

— Нет.

Вика снова выглядит настороженной.

Мне же хочется донести до нее мысль, что меня не следует опасаться, что я ее не обижу. Любым способом.

— Я думаю, ты очень нуждаешься в ласке. Разве за это можно винить? — осторожно спрашиваю девушку.

— Ласке… — усмехается она, ерзая на стуле. — Знать бы, что это, — добавляет со вздохом. — Не смотри так на меня. Это не намек, Андрей! — говорит Вика, прочитав выражения моего лица.

— Это намек, Вика, — мне нравится заставлять ее краснеть. — Причем, такой жирный. И я прям чувствую, что обязан что-то предпринять.

— Андрей, хватит! Я сейчас со стыда сгорю! — Вика прячет лицо в ладонях. — Хватит надо мной издеваться!

Я и сам толком не понял, когда наша шутливая беседа перешла в другое русло – не на словах, а в том, что читается между строк.

Все веселье вдруг куда-то испарилось.

Я вижу перед собой одинокую девушку и вспоминаю, с какой горечью она меня целовала тогда. Это не было похоже на заранее спланированную акцию, скорее, на акт отчаяния.

Мне требуется пара секунд, чтобы пересечь кухню и подойти к Вике.

— Идем, — я беру ее за руку и тяну на себя. Вика встает. Держа за руку, подвожу ее к двери, которая ведет в пристройку, где я ночую. — А теперь стой и слушай...

Толкнув дверь, я захожу в комнату и встаю лицом к девушке.

Вика выглядит совершенно сбитой с толку.

— Что ты делаешь? — ее брови высоко поднимаются.

— Смотри, если ты останешься там, где стоишь, мы все забудем и больше никогда не вернемся к этому разговору. Слово даю. Но, если сегодня ты решишь переступить порог моей комнаты, — ребром ладони я рисую в воздухе воображаемую линию, — одними поцелуями мы точно не ограничимся. И у тебя будет одна ночь, о которой ты никогда не расскажешь своим внукам. Потому что большую ее часть мой член и мой язык будет находиться внутри тебя, но, поверь, свой оргазм ты получишь явно не из жалости.