— Какого хрена? — первым делом интересуется Клим, поставив меня на ноги.

Луч фонаря бьет ему в глаза, парень жмурится и, развернувшись, скрывается внутри темной постройки.

— Я принесла тебе ужин, — держась за перила, я кручу головой, опасаясь свалиться.

Делаю несколько неуверенных шагов и тоже забираюсь в домик.

— Зачем?

Услышав голос Клима, машинально поворачиваю голову туда, откуда доносится его голос.

— Ты весь день ничего не ел.

— Ой, да выруби ты свой фонарь, — бормочет парень.

Я вижу, что он сидит на краю какой-то лежанки. А затем загорается свет. Круглый светильник расположен над изголовьем грубо сделанной кровати. Ну как кровати? Брус просто уложили плотно друг к другу, а сверху водрузили матрас. Помимо кровати здесь есть стол и стулья, на которых лежит какая-то одежда. В общем, интерьер, мягко говоря, аскетичный, как в келье у монаха. Но самое необычное, что на полках есть книги, их немного, но удивляет само их наличие.

Я молча подхожу к столу, снимаю со лба фонарь и достаю из пакета контейнер.

— Это он тебя подослал? — спрашивает Клим.

На его каменном лице мелькает растерянность.

— Нет. Я сама… — комкаю пакет и прячу его в карман кофты. Обхватив колени, парень сидит на краю матраса. — Мне жаль твою собаку. Правда. Но ты же понимаешь, почему твой отец это сделал?

— Ты все сказала? — огрызается Клим.

Из-за тусклого освещения его глаза кажутся темными, такими же, как и окружающий нас лес, который чернеет в панорамном окне. Сегодня я впервые вижу парня в футболке. Надо полагать, что даже самые закоренелые Маугли иногда ощущают холод.

— У тебя здесь прохладно, — замечаю я, пряча руки глубоко в карманы. Наверное, зря я пришла. — Почему в дом не перебираешься?

— Хочешь согреть меня – раздевайся, — Клим похлопывает ладонью по матрасу.

Я качаю головой.

— Клим…

— Что? — он пожимает плечами. — Снова – нет? Тогда уходи. Я не ребенок, не надо меня жалеть.

— Никто не говорит, что ты ребенок. Всем иногда бывает плохо, — мягко говорю я.

— Какого черта ты здесь забыла? — ни с того ни с сего спрашивает парень.

Я рассеянно смотрю на него.

— Что?

— Для чего он тебя нанял, ты знаешь? — он перефразирует вопрос.

Что не облегчает мне задачи. Потому что он тоже странный. И я ни капельки не понимаю, что означает выражение лица Клима.

— Ну, как бы, да.

— Уезжай… Тебе не место рядом с нами.

— Почему?

Клим пронзает меня жгучим взглядом.

— А зачем нам баба, которую нельзя ебать? Ты бесполезна, — ленивым тоном объясняет он. Я же внутренне содрогаюсь от столь грубых слов. В животе тугим узлом скручивается обида и напряжение. Находиться рядом с этим парнем, разговаривать с ним – это какие-то чертовы качели. — Я разберусь с твоей тачкой, и сразу уезжай, — повторяет Клим более настойчиво.

Тряхнув головой, я перехожу на крик:

— Да чем я тебе мешаю?! Чем?!

— Ты думаешь, в этом дело? — губы парня дергаются. — Что ты мне мешаешь? Да ты бы съебалась отсюда прямо сейчас, если бы только могла залезть мне в башку и узнать, что я хочу с тобой сделать. Серьезно. Ты тормоз, Вика.

— А ты ненормальный.

— Только заметила? — этот грубиян еще и улыбается. — Иди к нему. Скажи, что я поел и все осознал. Пусть погладит тебя по головке.

— Я же тебе говорю, что твой отец меня не присылал! — упрямо повторяю.

— Уходи. А-то я передумаю, — цедит он сквозь зубы.

— Насчет чего? — я ни черта его не понимаю.

— Ты что тупая?! Вали, блядь, отсюда! — рычит Клим, вкидывая голову.

Но мне не страшно. Плевать, что он здоровый качок. Пора поставить его на место.

— Нет, знаешь, я возьму свои слова обратно, — говорю я. — Ты ребенок. Ты маленький мальчик в теле мужика, который совершенно не умеет себя вести. И на счет собаки… — мой голос хрипит от злости. — Из-за того, что ты боялся взять на себя ответственность или еще чего, твой пес мучился. Андрей поступил правильно, а ты сидишь тут и дуешься на весь белый свет. Взрослые так себя не ведут. А то, что ты готов трахать все, у чего есть грудь, еще не делает тебя взрослым! — высказав все, что о нем думаю, я перевожу дыхание.