– Извини, старина, – печально сказал Дон, – у меня нет ничего, даже морковки. Я забыл.

Он прижался щекой к лошадиной морде, почесал пони за ухом и тихо заговорил с лошадью, объясняя что к чему, словно Ленивчик мог понять.

– Вот такие дела, – сказал Дон в заключение. – Мне нужно уезжать, и взять тебя с собой я не могу.

Он вспомнил день, когда познакомился с лошадкой. Ленивчик был тогда почти жеребенком, но Дон очень боялся его. Пони казался огромным, опасным, даже хищным. До приезда на Землю Дон ни разу не видел лошадей. Ленивчик был первым. Внезапно у Дона перехватило горло, он больше не мог говорить. Он обхватил пони за шею и заплакал.

Ленивчик тихо заржал, ласкаясь к мальчику. Дон поднял голову.

– До свидания, лошадка, береги себя.

Он резко развернулся и побежал к общежитию. 

Школьный вертолет высадил Дона на летном поле Альбукерке. Чтобы успеть на ракету, следовало поторопиться – служба контроля полетов требовала, чтобы ракеты делали большой крюк, облетая оружейный центр в Сэндиа. Когда мальчик поставил багаж на весы, ему вновь пришлось столкнуться с предписаниями полиции безопасности.

– У тебя есть фотоаппарат, паренек? – спросил чиновник у весов.

– Нет, а что?

– Лучи, которыми мы проверяем багаж, засвечивают пленку.

Осмотр закончился – рентгеновские лучи не обнаружили ни одной бомбы в его нижнем белье. Дону вернули багаж, и он поднялся на борт ракетоплана «Тропы Санта-Фе», который курсировал между Юго-Западом и Новым Чикаго. Очутившись внутри, он пристегнул ремни и стал ждать, удобно устроившись в мягком кресле.

Грохот двигателей на старте беспокоил его больше, чем перегрузки. Но когда скорость превысила звуковую, шум стих, остался позади; ускорение нарастало, и Дон потерял сознание.

Он пришел в себя, когда ракета начала свободный полет по гигантской гиперболе, и почувствовал огромное облегчение: тяжесть, которая разрывала его грудную клетку, заставляла бешено работать сердце и превращала мышцы в желе, исчезла. Но, не успев насладиться чудесным ощущением свободы, он почувствовал нечто новое: желудок стремился выбросить наружу свое содержимое.

Сначала Дон даже испугался: такого с ним никогда не бывало. Затем у него возникло внезапное подозрение. Неужели? Ну нет, только не с ним… ведь он родился в космосе. «Космическая болезнь» – удел жителей Земли, которые жизнь напролет ползают по поверхности планеты! Но вскоре подозрение переросло в уверенность: за годы легкой жизни на Земле он утратил иммунитет. Скрывая смущение, Дон признал, что с ним случилось то же, что может случиться с любым землянином. При посадке ему не пришло в голову попросить сделать укол от дурноты, хотя он и проходил мимо двери с нарисованным на ней красным крестом. Вскоре его тайна открылась. Дон едва успел схватить гигиенический пакет.

После этого он почувствовал себя лучше, хотя и ощущал слабость. Он внимательно прослушал по радиотрансляции рассказ о местности, над которой они пролетали. В районе Канзас-Сити небо изменило цвет с черного на пурпурный и крылья снова оперлись о воздух. Опять навалилась перегрузка: ракета тормозила, продолжая планировать по длинной траектории к Новому Чикаго. Дон поднял спинку своего кресла и сел.

Двадцать минут спустя ракета подлетела к посадочной полосе. По команде с Земли включились двигатели, и «Тропы Санта-Фе», сбросив скорость, опустились на посадочную полосу. Весь путь не занял и часа – меньше, чем полет на вертолете от школы до Альбукерке (когда-то фургоны поселенцев одолевали эту дорогу за восемьдесят суток, если повезет). Ракета местного сообщения приземлилась на широком поле; поблизости раскинулось совсем уж огромное поле – космический порт планеты. Когда-то на этом месте стоял Старый Чикаго.