Народ тут же подался к нему, руки моей со своего локтя Миронов не отпускал, потому я стояла рядом истуканом, растягивая рот в улыбке. На меня смотрели с большим интересом, а я только злилась тайком. Затея Миронова казалась мне ужасно глупой, более того, тот факт, что мне пришлось стоять у всех на виду вместо того, чтобы отсидеться в уголке, выводил из себя еще больше.

Хотя апофеозом бешенства было то, что моя рука так и покоилась на локте Миронова. Он ее вроде бы не держал, но убрать тоже не было возможности. В общем, я злилась и тосковала, а Станислав Игоревич, между тем, знакомил меня с какими-то людьми, которые шли, как мне казалось, просто невероятным потоком.

Минут через тридцать мне все-таки удалось мистическим образом ускользнуть, и я поспешила в туалет, чтобы хоть какое-то время побыть в тишине. Стоило только закрыться в кабинке, как дверь отворилась и я услышала голоса:

– Ты знаешь мироновскую спутницу? – заговорщицки спросил один из них, а я мысленно простонала.

– Ты не была на вечере, который он устраивал? – заговорил в ответ второй голос. – Она была там с его сыночком.

– Иди ты, а теперь, значит, переключилась на отца?

– Вот уж не знаю, но он ее руку не отпускает, как они вошли. О чем-то это говорит?

На этих словах прелестницы закончили разговор, а я опустила голову на руки. Только этого мне не хватало: теперь меня запишут в любовницы и к Миронову. Совсем некстати подумалось: что скажет на это Марк?

– Нашла о чем думать, – процедила я вслух и покинула кабинку, не столкнувшись, к своему счастью, со столь осведомленными дамами. В зал я постаралась войти бочком, увидела рядом небольшой выход в бар, где скучал бармен за стойкой, и поспешила туда.

– Можно кофе? – страдальчески сказала я, он вдруг улыбнулся.

– Я вас помню.

Присмотревшись к парню, я признала в нем того самого бармена, что был на званом ужине, устроенном Мироновым.

– Ты тут завсегдатай, – усмехнулась я, он улыбнулся в ответ и поставил передо мной кружку кофе.

– Просто руководство города обычно пользуется услугами одной и той же фирмы обслуживания.

– Видимо, самой лучшей?

Он снова улыбнулся:

– Само собой. Так сказать, гнались, кто кого переплюнет, пока не дошли до верхушки.

– А ты значит, тут барменом?

– Ага, работа не пыльная, в основном официанты пашут, но деньги неплохие отваливают.

– По жизни чем занимаешься?

– Так и работаю барменом. Город у нас маленький, но попраздновать любят, вчера газета гуляла, сегодня вот эти.

Я замерла, не донеся кружку до рта.

– А что за газета?

– Так наша, главная, юбилей у них какой-то. Они "Пекарь" снимали, попроще, конечно, чем тут, но тоже с размахом. Там, правда, никто не ходит и в щечку не целуется за задушевными беседами. Упились все будь здоров.

– Слушай... Тебя как зовут?

– Леша, а вас?

– Аня, и можно на ты.

– Очень приятно.

– Взаимно, – кивнула я. – Леша, можешь мне рассказать про вчерашнюю вечеринку?

Он удивился:

– Так что про нее рассказывать?

– Ты там тоже барменом работал?

– Да.

– Работы много было?

– Не особо, но бывало те, кто не доходил до своих мест, ползли к стойке.

– Меня интересует одна женщина, – я описала Скворцову настолько подробно, насколько смогла.

– Помню ее, – кивнул он. – Тебе она зачем?

– Долго рассказывать. Скажи, не помнишь, как она себя вела?

– Не знаю, – пожал он плечами, – я за ней не следил. Могу сказать только, что не пила она вроде. Сидела с края стола, мне от стойки как раз край всего ближе был, потому и видел. Потом у них пляс пошел, так что точно сказать не могу. Мне казалось, она рано ушла... Но потом я ее опять увидел.