Настроение у Саломеи после возвращения Ахаза заметно улучшилось. Она нагнулась к Вере и с выражением не то жалости, не то отвращения к ее теперешней внешности спросила:

– Как ты?

– Где я? – повторила Вера.

– Ты, подруга, в двух шагах от Царства Божия. И у тебя есть прекрасный шанс сделать эти два шага. Говорить можешь? Расскажи нам, кто такая будешь сама и что, собственно, случилось с твоей рожей?

Вера начала излагать свою легенду, намеренно делая долгие и частые паузы с одышкой и закатыванием глаз. О том, что она дочь главы независимого поселения Серово, которое отказалось добровольно войти в состав Республики. Армия Республики осадила это небольшое поселение с населением в полтора десятка человек, забаррикадировавшихся внутри старого бункера. Когда несколько месяцев осады не сломили голодающих серовцев, были вызваны инженеры и рабочие, принявшиеся за проламывание и разборку железобетонной стены. Однако действие стенобитных орудий и отбойных молотков нарушило и без того ослабевшую за десятилетия конструкцию. Произошел обвал, который погреб под собой всех жителей селения и некоторых строителей-республиканцев. Она чудом выжила, однако надломанный край многотонной плиты перекрытия раскромсал ей лицо. Республиканцы были заинтересованы в том, чтобы кто-то из бунтарей выжил и смог им сообщить о местах нахождения когда-то принадлежавших Серово плантаций на Поверхности, их схронах в подземельях, а также о коммуникациях в этой малоизведанной части Муоса. Поэтому ее доставили в Госпиталь, где кое-как зашили лицо. Охрану не выставили, так как не рассчитывали, что она уже через сутки после операции придет в себя и сможет сбежать из Госпиталя. А она, конечно же, сбежала, потому что лучше смерть, чем жизнь в ненавистной Республике. А вообще, ей не хочется жить, и она наложила бы на себя руки, да только хочется отомстить и за погибших в Серово родителей, сестру и любимого, и за свое когда-то бывшее красивым лицо.

Часть Вериной легенды была правдой. Действительно, не так давно во время военно-инженерных работ по захвату поселения Серово на южной окраине Муоса произошел обвал. Но если под обломками и остались выжившие, они уже умерли, так как никто их откапывать не собирался. Вторая часть рассказа была не столь правдоподобной, зато исполосованное швами ужасное месиво на месте Вериного лица не давало никакого повода думать, что эта девушка может быть специально подослана в приход чистильщиков. А образ несчастной и отчаявшейся, продуманный психологами, был наиболее удачным для потенциального неофита клана чистильщиков.

– Не отчаивайся, бедняжка, – почти ласково сказала Саломея. – Господь привел тебя туда, куда тебе нужно, к таким же несчастным, как ты сама.

За несколько дней в приходе чистильщиков Вера окончательно пришла в себя. Отечность с лица сошла, швы не гноились и почти не кровоточили. Зеркал чистильщики не держали, но по личным ощущениям и по тому, что члены прихода Ахаза (приходами чистильщики называли вот такие небольшие группы) смотрят на нее без прежнего брезгливого отвращения, Вера догадывалась о том, что и выглядеть она стала получше. Не зная точно, какова в этом заслуга Джессики, Вера все же мысленно благодарила только ее.

Кормили Веру очень плохо: какие-то коренья, распаренные побеги подземных растений, да одна полугнилая картофелина в день. Впрочем, в первый же день Вере предложили и другую пищу. Не прошло и часа после возвращения Ахаза, как те трое, которых Вера посчитала за похоронную команду для Ирода, вернулись. Они принесли большой тряпичный сверток, в котором Вера узнала куртку Ирода, наполненную чем-то. Очевидно, неокрепшие нервы кандидатов в свой клан чистильщики берегли, поэтому сверток развернули в противоположном от Веры углу. Там же начали разводить небольшой костер, но кое-кто из прихожан не стал дожидаться приготовлений. Они нетерпеливо хватали то, что было в свертке, и жадно рвали это зубами. Верина догадка подтвердилась, когда Ахаз рыкнул на своих невыдержанных подопечных и выхватил у одного из подростков то, в чем Вера узнала обрубленную по локоть человеческую руку. А чуть позже Саломея поднесла Вере кусок зажаренной на открытом огне печени. Вера отказалась, на что Саломея лишь улыбнулась с пониманием, как будто хотела сказать: «Ничего-ничего, придет время – сама просить будешь». Но из-за отказа от человечины дневной рацион Вере никто увеличивать не собирался, поэтому она на большую часть времени по старой диггерской методе отключала свое тело, настойчиво требовавшее калорий для поддержания жизни. Зато недостатка в религиозных лекциях и вдохновенных беседах Вера не имела. Больше всех старалась сделать из нее примерную чистильщицу Саломея.