Эта потребность реализовывалась по мере становления государства как специфического политического института, оказавшегося способным создать общеобязательные нормы социального поведения для всех слоев населения. Деятельность государства имела целью примирение противоборствующих сторон и обеспечение условий для выживания всего общества в целом. Одновременно возможность осуществлять контроль за государством, а также использовать силу его структур для обеспечения своих интересов стала выступать в качестве наиболее притягательной цели деятельности для отдельных социальных групп.

В конечном счете, в связи с необходимостью реализации групповых интересов, затрагивающих статусные преференции различных социальных когорт, возникает мир политического, основанный не только на механизмах коммуникации, но и на вмешательстве институтов публичной власти в общественную жизнь, предполагающем использование методов легитимного принуждения. Таким образом, изначально мир политического стал сферой регулирования интересов, которые предполагали вовлечение в конфликт «третьей» силы в лице государства.

Учитывая сказанное, политическое можно было бы определить как некий феномен, в основе которого лежит совокупность отношений, складывающихся в результате целенаправленного взаимодействия групп по поводу завоевания, удержания и использования государственной власти в целях реализации своих общественно значимых интересов. В этом контексте политическое понимается как результат столкновения разнонаправленных действий групп, соперничающих и друг с другом, и с правительством, являющим собой особую группу, защищающую не только общесоциальные, но и собственные корпоративные интересы.

По мере развития государства и общества, формирования традиций демократического и гуманистического использования принудительных методов для конструирования социальной жизни неизбежно видоизменяются возможности и характер политического регулирования. Если в период складывания государства политика использовалась как способ жесткого подавления социального протеста различных слоев населения, то в современных демократических государствах она последовательно обретает черты механизма поддержки социального и культурного коммуницирования, поддержки индивидуальных жизненных проектов.

В то же время невероятная сложность формирования мира политического, постоянно существующая внутренняя возможность использования его конструктивных возможностей в узкоэгоистических интересах правящей группы порождают противоречивые, а порой антагонистические оценки этого феномена, на чем следует остановиться особо.

Так, У. Бек в объяснении политического делает упор на «творческую, самовыражающуюся» сущность политики как таковой, которая извлекает из группового противопоставления «новые содержания, формы, коалиции», что дает основание рассматривать ее не как «политику политиков», а как «политику общественности», ищущую новые социальные возможности для «самосогласования» интересов и развития социума. Бек осуществляет перенос центра тяжести политической структуры от государственной организации к самоорганизации общества, от политики, применяющей правила, к политике, свободно изменяющей их, от психологии политической лояльности к психологии политического творчества[14].

Отечественный политолог А. С. Панарин утверждает, что главный парадокс «политического» состоит в том, что, с одной стороны, оно существует с тех пор как сложилась публичная власть, и общество разделилось на управляющих и управляемых. Но, с другой стороны, политическая жизнь в современном смысле слова возникает лишь в демократическом обществе, признающем несовпадение групповых интересов и допускающем их соревнование в форме политического соперничества. В традиционных обществах (как и в современных тоталитарных режимах) нет политической жизни как процесса, в ходе которого определяются носители власти – они там заранее известны