Нас заставили сдавать анализы и просвечиваться перед большими аппаратами. Никто не понимал, что с нами делали, все просто шли туда, куда их вели и выполняли то, что от них требовали. Лишь раз я увидел неповиновение в лице молодого человека, который пытался отстоять свои права, но его постигла та же участь, что и меня. Уложив бунтаря на землю с помощью дубинок, охрана потащила его в строение, где меня держали в клетке. Такое заботливое отношение может стоить жизни, и эта забота щедро падала на того, кто пытался поднять опущенную голову, напоминая, что у человека есть свободная воля и права.

Мне захотелось поддержать парня, такие могут стать союзниками в борьбе с новой системой. А борьба неизбежна. Это я понял очень четко.

Сделав вид, что мне нужно отнести большие кастрюли с зоны переработки на кухню, я составил две из них друг на друга и вышел во двор. Оглядевшись, двинулся за строение, чтобы оставить кастрюли на углу и пробраться в здание с клеткой и лечебной комнатой. И когда мне это удалось, я избавился от ноши и стал понемногу передвигаться к цели, но передо мной вдруг появился дрон. Он спустился сверху и завис чуть выше моей головы. Я замер, ожидая разоблачения, но наблюдатель бездействовал. Тогда я двинулся дальше, решив не обращать внимания на следящий глаз. Метров через десять дрон опустился прямо перед моим лицом и объявил: «Вернитесь в свой сектор. Это нарушение передвижения». Я остановился и, оглядев наблюдателя, нырнул под него и продолжил путь. Дрон догнал меня и снова завис перед лицом со словами: «Вы нарушаете общий режим. Вернитесь в свой сектор».

Это было слишком. Оглядевшись по сторонам, я поискал камень побольше и поднял его, желая заткнуть эту техническую помеху, но вдруг услышал негромкий окрик:

– Марк, не надо.

От неожиданности я вздрогнул и обернулся. В стороне у здания кухни стояла Мария, та самая, которая назвала место пребывания моей семьи, уронив ложки за моей спиной. Когда наши взгляды встретились, она отрицательно покачала головой, и, указывая мне на кастрюли, нарочито громко крикнула:

– А это кто будет заносить?

Бросив камень, я развернулся и направился обратно, недоумевая, откуда девушка знает мое имя, ведь в Сером Городе нам присваивают лишь номера.

Поравнявшись с Марией, я поднял кастрюли и отправился вслед. И как только мы скрылись за углом, заговорил.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Тебя многие знают, – тихо ответила она, заворачивая за стену здания переработки. – Не рискуй понапрасну. Ты нужен.

В этот момент появилась охрана, и мы разошлись по своим точкам.

Все последующее время я размышлял о сказанном Марией. Меня знают? Кто? Зачем я им нужен и для чего? Я заметил, что тогда в столовой Мария обратила на меня внимание, но думал, это обычное сочувствие. Хотя ее тайный знак рукой к сочувствию не относится. Это уже другая связь, такие знаки это передача сигнала, и обычно подобное делают среди своих.

В один из дней нас собрали на площади и объявили номера тех, кто подходит для испытания первой фазы. Этих людей освободили от работы и других обязанностей и забрали в строение с лабораторией.

После этого в нашем секторе начали говорить о заботе правительства, о том, что есть надежда, что скоро все закончится, и мы вернемся в свои дома. Я не понимал, почему эти люди так слепо верят правящей верхушке. В Сером Городе творится что-то странное, здесь нарушаются права людей под предлогом заботы, здесь прикрываются какой-то болезнью во внешнем мире, хотя никто из нашей общины не болел ничем подозрительным. Здесь наши имена заменили на номера и оставили нам только правила и запреты. Меня избили, потому что я хотел обнять своих детей и жену. Какая здесь забота? И почему почти никто из людей этого не видит?