Подружки захихикали.

– Девчата, петрушка! – раздалось справа.

Девчонки посмотрели направо. Там сидела на стуле какая-то старушка и торговала роскошной петрушкой.

– Петрушечку, петрушечку разбираем! – кричала бабка. – Налетай, покупай, деньги мне давай!

Катюха тут же «налетела»: купила петрушки, и компания зашагала дальше.

И вдруг, когда Люська открыла рот для очередной истории об очередном парне, перед подружками выросла какая-то высокая мрачная фигура, одетая в черное. И это в мае! Еще фигура была обильно надушена какими-то сладкими духами. Какой же дурак в жаркое время года душится сладким приторным парфюмом? Это надо делать в холодное время года. Словом, девчонкам было чему удивиться.

Люська попыталась обойти фигуру, но фигура внаглую преградила ей путь.

– Эй, вы чего? Места мало? – удивилась Люська, окинув красноречивым взглядом вдруг отчего-то ставший пустынным проспект.

Ее подруги тоже притормозили, с интересом разглядывая фигуру. Это была женщина, страшно худая, с черными-черными, хвостом собранными на затылке, волосами, с губами, накрашенными черной-черной помадой, с черными-черными глазами, подведенными черным-черным карандашом, черными-черными тенями… И была она смуглой. Жгучей такой брюнеткой. Кроме всего прочего она держала в руках длинный черный-черный зонт, по своей конструкции очень напоминающий хозяйку.

Всем фигура была хороша, да вот только уродилась она какой-то плосковатой… Словно и тело, и голову ее в детстве сплюснули спереди и со спины, сформовали плоский длинный блин.

– Ты, – твердо сказала фигура, бесцеремонно ткнув пальцем в немалую Люськину грудь.

– Что – «я»? – недоуменно спросила Люська, поперхнувшись мороженым.

– Ты, – повторила фигура загробным голосом.

– Я, – повторила Люська.

– Ты, – снова сказала фигура.

– Я, – снова сказала Люська.

– Так вот, ты – болванка, а я – ведьма! – с непередаваемым достоинством сообщила фигура и цокнула языком, мол, вот так вот, тут вам не хухры-мухры.

– Серьезно? – поразилась Люська такому выпаду. – Настоящая ведьма?

Фигура скривилась:

– Нет, блин, игрушечная! Шутка. Конечно же, настоящая.

– Прикольно.

Разговор застопорился. Наступила гнетущая тишина. Нет, ну а что было делать? Восхищаться? Так в наше время никого своей принадлежностью к ведьмам не удивишь.

– Кхм, – кашлянула Ирка.

– Кхм, – кашлянула Танька.

– Кхм, – кашлянула Катюха.

Но разговор продолжила сама фигура. Она вновь ткнула пальцем в Люську, словно проверяя, не мираж ли это, и произнесла:

– На тебе, дорогая моя, страшное проклятие. Сегодня вечером ты откинешь копыта. Если говорить точнее – через четыре часа, двадцать семь минут и сорок три секунды. Поэтому ты и болванка – на тебе страшное проклятие, а ты не знаешь.

Люськино мороженое выпало из рук на землю, а ноги так и подкосились. Подружки переглянулись и чисто интуитивно придвинулись поближе друг к другу. Стало страшно. День уже не казался таким светлым и радостным. Он превратился в хмурый и зловещий. Вдобавок ко всему черная туча закрыла собою солнце. Всем четверым сразу вспомнилась сказка Чуковского про то, как ради прикола крокодил проглотил солнце.

– Подождите, – растерялась Люська, хаотично трогая себя руками за уши, за нос и за щеки, – стойте, подождите, не уходите, я не понимаю, как это – откину копыта?

– Как? – переспросила плоская фигура, которая совсем даже не собиралась никуда уходить, и конкретизировала: – Под поезд попадешь, милая моя, на мелкие куски тебя порежет, совком тебя будут потом собирать – вот так ты и скончаешься.

– Но у меня же сегодня вечером свиданка, – еще больше растерялась Люська. – Меня будут ждать. Я уже и ногти накрасила, видите? – И она продемонстрировала фигуре недавно накрашенные ногти.