– Успокойся, что-нибудь придумаем.

– Что мы придумаем?! – отчаянно выкрикнула Света и зарыдала.

– Успокойся… – растерялась я, чувствуя, что тоже сейчас заплачу. – Сейчас надо держаться и не впадать в истерику. Понимаешь?..

Я слушала Светкины сдавленные рыдания и лихорадочно пыталась сообразить, что же делать дальше, но ничего не шло мне на ум. Светка, наконец, успокоилась и сказала:

– Может быть, в городскую администрацию позвонить?

– Кому?

Светка замялась:

– Ну кому еще? Я даже не знаю…

– Погоди… Можно попробовать… В конце концов, для чего они все в администрации сидят.

– Вот именно. Позвоните, ладно?

– Да… Еще кое – что, я же к шаману ездила.

– Ага? Что он сказал? – с надеждой спросила она.

– Он сказал, что не видит ее. Сказал, что надо в дацан съездить и хурал заказать… этому… Богу воды. Я забыла название хурала, на листочке записала.

Про то, что шаман мне рассказывал о бабке, я не стала упоминать – ни к чему сейчас углубляться в это.

– Съездите?

– Угу, сейчас уже собираемся. Ладно… Мы сейчас попробуем в администрацию позвонить, потом поедем.

– Хорошо! Все тогда, созвонимся!

Я нажала на сброс и зашла в интернет, чтобы найти телефон приемной республиканской администрации, попутно рассказала Лене об этой идее. Ленке эта идея тоже понравилась. Я нашла номер, скопировала. Набрала. После трех гудков в трубке раздался приятный женский голос:

– Приемная.

Я спросила, можно ли связаться с кем-то из начальства, на что девушка спросила – по какому вопросу? Я рассказала ей о том, что у нас три дня назад потерялась мама и что на сегодняшний день в деревне нет ни полиции, ни спасателей, что поиски ведем самостоятельно. Девушка уточнила мою фамилию, телефон, и сказала, что сегодня передаст мое обращение и ждать звонка.

В это время Ленке позвонил наш двоюродный брат Лешка и сказал, что нашел для нас машину до Багдарина, выезжать будет завтрашним утром. Это была хорошая новость. Молодец Лешка!

В 10:40 зазвонил домофон. Аюна, моя подруга. Вчера вечером она написала мне, мол, не нужна ли какая помощь. Я поблагодарила ее и написала, что пока не требуется. Сказала ей, что с утра собираемся в дацан, она вызвалась поехать с нами. Я обрадовалась и написала ей, что поедем в 11 часов. Она пообещала приехать и выполнила обещание.

– Как у вас тут прохладно! – воскликнула она, войдя в квартиру.

– Ага, даже в жару тут прохладно, – откликнулась Лена, – Будешь чай пить?

– Не–е, не хочу. Есть новости о маме?

Лена удрученно покачала головой.

– Не–а, не нашли пока.

– Ясно… Ну ничего, найдется все равно, не отчаивайтесь!

– Ага…

Аюна по очереди обняла нас, затем мы с ней вдвоем вышли на балкон покурить. Аюна закурила и принялась рассказывать последние новости со своей работы. Мне нравятся Аюна, она работает в больнице, в отделении невралгии и часто рассказывает о своих тяжелобольных пациентах с такой сердечностью, словно говорит не как о посторонних, а так, словно это ее близкие люди. Помню, один раз я утешала ее, когда она приехала ко мне и плакала из–за бабы Шуры, пациентки, которая долгое время лежала в отделении и в Аюнину смену тихо умерла.

Неоднократно я говорила подруге, что ей нужно менять работу, поскольку мне казалось, что уж слишком близко к сердцу она ее принимает, к тому же ее зарплата оставляла желать лучшего. Но есть люди, которые приняли, когда–то на себя определенную роль, бремя, ношу – можно назвать как угодно, – и уже ничего другое им не идет. И такой человек, человек своего дела, тем и отличен, что как бы не было тяжело, он свое дело не оставит. И нельзя представить его кем-то иначе. Вот Аюна и она медик. И так было всегда, и так всегда будет. Конечно же, она себя не видела нигде, кроме медицины.