Фрейд был прав, подумала я, пока Мэрилин продолжала плакать и раскачиваться. Психоаналитик не должен потакать сокровенным желаниям пациентов. «Контрперенос» прячет воспоминания от сознания. Как ни тяжело было противостоять притяжению, которое подчиняло себе миллионы людей во всем мире, я вздохнула с облегчением, что не пошла навстречу Мэрилин в тот момент, когда ей это было так необходимо. Если бы я не устояла, прекрасные воспоминания о ее любимой тете Ане никогда не вернулись бы к ней. Ей необходимо помнить, что даже в этом враждебном мире она была любима. Это было гораздо важнее, чем поддержка и одобрение ее психоаналитика.

22 февраля 1959 г

– Спасибо, что согласились принять меня в день рождения Вашингтона, – поблагодарила меня Мэрилин. – Если подумать, почему я должна пропускать мой сеанс, чтобы отпраздновать его день рождения? Возможно, он и был отцом нашей страны, но не моим.

Затем она продолжила разговор о не имеющих какого-либо значения вещах. Такое поведение в психоанализе называется «сопротивлением».

24 февраля 1959 г

По-видимому, Мэрилин не простила мне то, что я так и не обняла ее, несмотря на замечательные воспоминания, которые мое решение пробудило в ней. На следующий день я получила по почте такое «стихотворение»:

«Целитель»
(с извинениями моему хорошему другу Роберту Фросту)
Есть кое-что, чего наш аналитик избегает,
И это, безусловно, досаждает.
Предоставляя нам возможности, как равным,
Ты, аналитик, все же остаешься главным.
Меня понять ты никогда не сможешь,
Стеною отчужденья отгорожен.
Преграду между нами не разрушишь.
Хочу задать вопрос тебе, послушай,
Ты понимаешь, в чем проблема?
Возможно, это я воздвигла стену,
Замуровавшись ото всех пугливо.
И отношусь к тебе несправедливо.
Есть кое-что, чего не любит аналитик,
Не терпит сантиментов, как политик.
Есть кое-что, что я в ней не люблю,
Но лучше промолчу, а то я нагрублю.
Скажи, чего ты ждешь от пациента
И какова цена эксперимента?
Твое самообладанье неизменно,
Сидишь напротив и глядишь надменно.
Ты скрыта в темноте, и, очевидно,
Тебе не нужно больше ничего. Обидно.

В ответ я написала ей короткую, записку с выражением моего восхищения: «Потрясающе, Мэрилин! Это прекрасно! Ваш друг Роберт Фрост был бы впечатлен тоже. Вы абсолютно справедливо меня раскритиковали».

Читая мой ответ на свое стихотворение, она, вероятно, сияла от радости.

25 февраля 1959 г

Не вспомнив ни словом о наших письмах, счастливая Мэрилин ворвалась в мой офис и громко объявила:

– Моя сестра придет сегодня навестить меня!

– Ваша сестра? – удивилась я. – Не знала, что у вас есть сестра.

– Как и я до двенадцати лет. Она мне только наполовину сестра, на самом деле та, которую мой отец украл у матери еще до моего рождения. Ее зовут Бернис Бейкер Мирокл, и она – настоящее чудо, если таковое вообще существует. Она старше меня на семь лет, но вы бы никогда не догадались, глядя на нее. Она очень красивая, у нее такая же фигура, как у меня, но не такие светлые волосы. Я выше, чем она, но совсем чуть-чуть.

– Кто вам сообщил о ее существовании?

– Моя мать в один из моментов прояснения ее разума попросила тетю Грейс рассказать мне о ней. Глэдис не позволяла ей сделать это раньше, потому что считала, что я не готова к подобному известию. Кто не хотел бы узнать, что у него есть сестра? Если вам нужны еще доказательства того, что моя мать была безумна, пожалуйста!

– Расскажите мне о Бернис. Она играет важную роль в вашей жизни?

– О да! Вы не можете себе представить, как я была потрясена новостью, что у меня есть живые родственники, и теперь я не одинокий ребенок-сирота. Я полюбила ее раньше, чем мы встретились, и она так же хорошо относится ко мне. Я считала ее своим лучшим другом с тех пор, как впервые услышала о ней. Когда тетя Грейс все мне рассказала, мы с Бернис начали переписываться. До нашей встречи мы обменивались фотографиями и письмами, рассказывая друг другу все, что с нами произошло за минувшие годы. Она жила в штате Кентукки, и у двенадцатилетней сироты из детского дома не было никакой возможности достать деньги, чтобы оплатить ей поездку. Я днями напролет мечтала о том, как бы мы встретились и бросились в объятия друг другу. Именно так все и произошло позднее. Это один из немногих случаев в моей жизни, когда реальность оказалась даже лучше фантазии.