– Чёрт! – проводил он взглядом упавшее кресало.

Сердце громко колотилось, подпрыгнув и закрепившись у самого горла. Паук заворачивал в кокон Джогу, теперь Калин, привыкнув к полумраку, рассмотрел это довольно-таки чётко.

Стараясь не дышать и не смотреть вниз, он вновь полез в карман и извлёк оттуда экспериментальную петарду, одну из тех, что смастерили при помощи хумановского «пороха» и пойла. Примерившись, он понял, что из такого положения бросок не получится достаточно сильным. Долго не раздумывая Калин прыгнул и уже в полете изо всех сил швырнул цилиндрик в ближайший выступ. Яркая вспышка, громкий хлопок, и вот он уже повис вниз головой, попав в паучью сеть, как и рассчитывал. Пошевелился, но ни рук, ни ног вырвать из липкой паутины не смог. Мимо с диким ором пролетел Март и завис чуть ниже и правее Калина. Вывернувшись, мальчик увидел, как, перебегая с нити на нить, огоньки «выедают» дыры в паутине. Она тлела, вспыхивала местами и плавилась, скукоживаясь, как волос, но чертовски крупный волос. Калин подумал, что похоже, будто горит бикфордов шнур, но это горение происходило гораздо стремительней, хаотично расползаясь во все стороны. Часть нитей, удерживающих тело мальчика, оборвалась, и он вновь продолжил свой полёт. Теперь Калин завис лицом вверх. Горящая паутина сыпалась тлеющими ошмётками, попадая на кожу, оставляла ожоги. Дышать стало тяжело, словно в пещере заканчивался воздух. Сыпались и хуманы, падая и зависая так же, как и он. От тлеющих ошмётков занималось новое пламя, внизу. Оно стремительно пожирало паутину, перебегая и плавя её, словно вату. Вскрикнул и отборно заматерился Гобла. Калин дёрнулся, нити оборвались, и он ухнул вниз.

Жёсткое приземление выбило остатки воздуха из лёгких, огонь на краткий миг окутал тело. Как ему сейчас хотелось потерять сознание. Калин мечтал о забвении. Всё адски болело изнутри и жгло снаружи.

– Живой? – подлетел к нему Гобла и, схватив за обожжённые плечи, тряхнул.

Стон вырвался из горла мальчишки.

– Живой! Живой, чертяка!

При помощи Гоблы Калин с трудом поднялся на ноги. Придерживая неестественно вывернутую руку, мальчик, хромая, подошёл к столпившимся вокруг тела ребятам. Джогу был мёртв.

– Укусила… – тихо произнёс Халк. – Мы ничего не смогли сделать. Ничего…

– Где она? Сдохла?

– Нет. Сбежала. Ты хорошо её шуганул, мальчик мой, – душа в себе эмоции, сдавлено произнёс Карман. – Похоронить бы…

Выдолбили небольшое углубление, поместили туда тело, сверху уложили камнями. Хуманы затянули мотив без слов. Их многоголосье пробирало до самого костного мозга. Перед глазами Калина мелькали отрывки жизни с кадрами, где Джогу горланил с Лаки песни про океаны и бравых моряков, где он смеялся, подтрунивая над товарищами, его серьёзное лицо на собрании перед походом и самый последний вечер у костра. Калин не долго знал этого парня, но и столь кратковременного знакомства вполне хватило, чтобы проникнуться к этому человеку симпатией. Именно человеку, потому что хуманы со своим укладом мальчику показались куда как человечнее, чем те, кого он встречал в чистых землях. Он молча смотрел на холмик, а душу терзали боль и печаль. Каково было сейчас тем, кто знал Джогу всю жизнь, парнишка и думать не хотел. На Кармана страшно было смотреть. Лицо его почернело, осунулось, и без того подёрнутые белёсой плёнкой глаза вовсе потухли. Самый натуральный зомби, только что не кидался с целью сожрать.

После похорон все ещё раз смазали свои ожоги чудесной обезболивающей мазью, которую Карман сделал из вырезанных у птахи желез. Калин по достоинству оценил крылатую тварь после того, как терзающая его боль утихла. Обожжены оказались все. Телу Джогу досталось больше, чем кому либо, но ему мазь была уже не нужна…