— Я просто разнимал их! — гремит незнакомец.

Кузен называет его Бенволио. И хотя этот Бенволио выглядит равным Тибальту во всех отношениях, я облегченно выдыхаю, радуясь, что он, очевидно, не настолько вспыльчивый, как мой родственник.

Пока Тибальт угрожает его жизни, я невольно восхищаюсь этим юношей. Его широкими плечами. Густыми волосами насыщенного каштанового цвета с небольшой рыжиной.

В профиль он великолепен.

— За дурака меня держишь? — кричит Тибальт. — Говоришь о мире с мечом в руке? Сражайся, трус!

Увы, как это часто бывает с людьми, действия этого Бенволио противоречат его мудрым словам.

— Кого ты называл трусом, а? Защищайся!

Мой кузен только рад принять приглашение, и они скрещивают мечи. О, Тибальт… Я точно знаю, что он скорее согласится быть повешенным, чем пропустит драку.

— Отправляйся в ад, как и все Монтекки до тебя!

Я замираю. Что ж. Бенволио — Монтекки. И я не понимаю, почему меня расстраивает этот факт. В конце концов, это было очевидно, ведь с кем еще может средь бела дня сражаться Тибальт? Да и сходство Бенволио с Ромео теперь стало очевидным.

Бенволио быстр. Он уклоняется от лезвия меча с изяществом, заслуживающим восхищения.

Еще несколько яростных выпадов и звонких ударов, и горожане обретают голос. Люди не выбирают сторон — они кричат о мире. Но их лица перекошены злостью и отвращением.

— Бей их! Бей Монтекки! Бей Капулетти!

Те, кто может, хватают дубинки, а кто-то бросается в бой, вооруженный кулаками. Суматоха поднимается страшная. Я с ужасом наблюдаю за всем этим хаосом.

Да сколько можно, в самом деле! Неужели никто не может быть просто умнее и прекратить это безумие?

Звон мечей превращается в зловещую симфонию. Тибальт уже сражается не с Бенволио, а с кем-то другим, и я ловлю себя на том, что хочу найти в толпе того Монтекки и убедиться, что он не ранен. А он, будто услышав мои мысли, с угрожающим рыком снова бросается на моего кузена.

Правая щека Бенволио уже испачкана кровью. Его собственной или чужой — не могу понять.

Мне становится страшно, и от этого страха перехватывает дух. Нужно убираться. Я верчу головой в поисках путей к отступлению, и мой взгляд останавливается на человеке, стоящем возле высоких ворот в дальнем углу площади.

О, про него я уже знаю. Это дальний родственник герцога Эскала, правителя Вероны. Он тот, кто известен как Меркуцио, чья верность принадлежит Монтекки.

И он выглядит единственным спокойным человеком на этой площади, хотя это странно. Я лично с ним не знакома, но уже слышала, что именно он — самый вспыльчивый из вражеского лагеря. Вероятно, его путают с Бенволио?

Меч Меркуцио обнажен, но он не спешит пускать его в ход. Даже когда шум нарастает, а ссора усугубляется, он не ввязывается в драку, а просто наблюдает за ней со стороны.

Когда он ловит мой взгляд, уголки его губ приподнимаются. Я слабо улыбаюсь ему в ответ. Враги или нет, мы свидетели одной и той же потасовки, и всё указывает на то, что мы одинаково ее презираем.

Когда Меркуцио начинает двигаться к собору, я разочарованно морщусь и считаю секунды до того, как он безумно ворвется в бой. Но ничего такого не происходит. Он всё еще не собирается ни с кем драться, это ясно, как Божий день.

Он медленно, по-кошачьи, идет к ступенькам собора, и, пока мой взгляд следует за ним, я замечаю то, чего мое сердце не в силах вынести.

Маленький мальчик сидит прямо у церкви. Ему на вид не больше четырех лет, и он дико визжит, когда над ним проносятся люди, кулаки и мечи. Мои мысли мечутся, как породистые жеребцы.