Сам виновник «торжества» выглядел не в пример бледнее боевитой тёщи. Мы оторвали его от ужина: на застеленном красивой скатертью столе стыл борщ, источавший божественные мясные ароматы.

Не знаю, как Михаил, а я невольно сглотнул вязкую слюну — сегодня в моём желудке побывал только стакан кипятка: для молодого цветущего организма Георгия Быстрова — преступно мало.

Разумеется, для аппетита не грех пропустить и стопочку-другую. По запаху из открытого графина на столе я безошибочно определил самогонку. Не самая плохая замена для водки. Правда, в это время с самогоноварением борются, причём довольно жёстко.

Дело не в пропаганде трезвого образа жизни — просто на самогон переводится так нужные стране зерно и сахар.

Сам Оглобля не успел переодеться в домашнее. На нём была новенькая гимнастёрка и не менее новенькие шаровары.

Мы с Мишей, в отличие от него, были одеты, прямо скажем, непрезентабельно.

— Простите, товарищи, а на каком основании вы производите у меня обыск? — срываясь на «петуха», спросил интендант.

— На том основании, что вы, гражданин Оглобля, устраиваете спекуляции с казённым имуществом. А ещё у нас есть основания подозревать вас в связях с преступным элементом, который занимается грабежами и убийствами, — пояснил Михаил.

— Боже мой, какой кошмар! — всплеснула руками тёща. — Я этого так не оставлю! Я буду жаловаться самому товарищу Троцкому.

Я столько раз слышал подобные угрозы, что даже ухом не повёл.

— Пожалуйста, это ваше право, — спокойно сказал я. — Понятые, мы приступаем к досмотру. Будьте внимательны и наблюдайте за нашими действиями.

Первая улика в виде двух мешков с мукой нашлась тут же в комнате. Её не пытались спрятать.

— Чьё это? — спросил я, а взявший себя в руки гражданин Оглобля даже глазом не моргнул.

— Моё. Нам выдали паёк в части, кроме того, один мешок я купил на рынке, потратив на него все личные сбережения. Разве это запрещается?

— Почему запрещается? Я так не говорил, — улыбнулся я. — Тут на мешках клеймо стоит. Думаю, гражданин Трубка по клейму сможет опознать.

— Какая ещё трубка! Я не курю никакую трубку, — заволновался Оглобля.

По глазам чувствовалось, что он врёт, и фамилия бандита, всё ещё не пришедшего в сознание, была ему знакома.

— А вы с ним познакомитесь на очной ставке, — пообещал я. — Очень интересная личность, скажу вам. Пытался под видом сотрудника ГПУ похитить опасного преступника, но мы его взяли. Столько любопытного нам наговорил, — я даже причмокнул, изображая удовольствие.

— Не знаю, что вам наболтал этот бандит, но лично я слышу о нём впервые, — ушёл в глухую защиту интендант.

— Понятые, прошу сюда, — позвал Миша.

Он открыл стенки шкафа и продемонстрировал полки, плотно набитые комплектами военной формы.

— Что, тоже скажете, что в части выдали? — хмыкнул я.

Оглобля закивал.

Я вытащил первую попавшуюся гимнастёрку, прикинул на худом как глист интенданте.

— Что-то с размерчиком ошиблись. Сюда трое таких, как вы, влезут. На вырост брали, гражданин Оглобля?

— Хватит издеваться, — всхлипнул он. — Ладно, ваша взяла. Да, я украл это обмундирование из части, но, заметьте, не для своих нужд. Бойцов нужно кормить и поить, а продуктов не хватает. Мне приходилось выменивать одежду на еду.

— Брешете, — покачал головой Миша. — И мы это докажем в пять минут. На вашем месте я бы уже признался во всём. Глядишь, суд учтёт ваше раскаяние и помощь следствию.

— Ну, а если будете лепить отмазку, мы сведём вас с товарищами из ГПУ, подав историю как работу на контрреволюцию, — плеснул я масла на сковородку.