— Разрешите идти? — спросил Леонов.

— Ступайте, — кивнул я. — Желаю успеха!

— Спасибо!

Сыщики поднялись.

— Вот зараза! — внезапно усмехнулся Леонов. — Стоило о папиросах заговорить, как самому посмолить захотелось. А махорку, как назло, дома забыл. Ремке, ты случайно табачком не богат?

Ремке машинально полез во внутренний карман пиджака, но внезапно замер, убрал руку и улыбнулся.

— Прости, командир! Совсем забыл — я ведь курить на днях бросил. Доктор велел завязать с этим делом. Говорит, нечего лёгкие портить.

— Жаль, — вздохнул начальник подотдела уголовного розыска. — Придётся у мужиков стрелять.

Они вышли, а я засел за телефонный аппарат. Мне предстоял поистине трудовой подвиг — дозвониться до губернского руководства «Главплатины» и договориться о встрече. Мой засланный казачок актёр Саша ждал дальнейших распоряжений.

Всё было как в том советском анекдоте про визит японской делегации, когда те в приёмной услышали дикие вопли, раздававшиеся из кабинета директора завода. На вопрос, что там происходит — секретарша пояснила: «А это наш директор с Саратовым разговаривает», на что японцы удивились: «А что — по телефону нельзя?».

Вот и у меня стоял примерно такой же ор. Само собой, ничего такого, что не должно предназначаться чужим ушам, я не произнёс: только согласовал срок моего приезда в губернскую столицу.

По всему выходило, что ехать нужно сегодня вечером, чтобы завтра с утра попасть в кабинет ответственных товарищей.

Денёк-два мои орлы как-нибудь без меня потерпят, тем более, фронт работ я объяснил и конкретные задачи нарезал.

Часа через три в кабинете появился Леонов. Он должен был запустить операцию по вербовке в наши осведомители перекупщика краденного Васьки Рвача.

— Разрешите доложиться? — спросил он.

— Валяй.

Пантелей сел на стул возле меня. У него явно было хорошее настроение.

— Вижу, что доволен. Операция удалась?

Леонов кивнул.

— Прошло без сучка и задоринки. Константин Генрихович попрыскал браслетик духами своей дочки — Гром этот запах за тыщу вёрст чует. Я дал браслетик одной мелкой сошке, чтобы тот пришёл к Рвачу и наплёл с три короба, что, дескать, свистнул браслет у одной зазевавшейся мадам, а теперь хочет загнать за наши советские дензнаки.

— Рвач клюнул?

— Ещё как! Конечно, за браслет заплатил сущие копейки — он ведь жадный до невозможности. А потом я к нему завалился: так мол и так, убийство произошло, с трупа сняли ценную вещь — платиновый браслетик. Расписал его в лучшем виде. Спрашиваю: не приносил ли кто на продажу? Рвач сразу в отказ — никто не приносил, ничего не продавал. Тогда я вежливо так интересуюсь — не боитесь ли обыска, уважаемый гражданин. Нет, говорит, не боюсь. Нам чужого добра не надо. А я — хлоп на стол ордер, заранее у прокурора подписанный. Константина Генриховича с собачкой позвал. Та побегала, покрутилась, потом носом в стенку тычет. Слегка разворошили, а в стенке оказывается тайничок. Да такой искусный — в жизни бы без Грома не отыскали. Вскрыли тайник, а там чего только нет, включая браслетик. Рвач побледнел, стал на сердечко жаловаться. Ну, я ему и намекнул — есть у тебя шанс вместо того, чтобы на нары пойти, остаться на свободе.

— Так-так… Согласился сотрудничать? — с нетерпением спросил я.

— А куда бы он делся?! Тем более, Гром ещё пару других тайников нашёл. И… — Леонов взял драматическую паузу.

Я бросил на собеседника негодующий взгляд. Так издеваться над моими нервами!

— Пантелей, будешь тянуть кота за хвост — задушу вот этими руками!

— Больше не буду, товарищ Быстров! Честное комсомольское! — засмеялся он. — Короче, в одном из тайников нашли рулон ткани. И что бы вы думали?