Темноволосая женщина с заметной сединой приняла бокал слабой от смущения рукой. Её густые ресницы и прозрачные, словно лёд, голубые глаза выдавали былую красоту, припыленную временем и размытую бытом и усталостью. Она была крепкой и статной; казалось, в ней заключён стальной стержень, которому не суждено было когда-нибудь сломаться. Однако сейчас она заметно нервничала, то ли пытаясь соответствовать приличиям этого дома, то ли уклоняясь от пленительного взгляда его хозяина. Он же, в свою очередь, сел на покатые перила старинного дивана и положил свою изящную руку с двумя увесистыми кольцами на плечо юной красавице. Её мать покрутила в руках бокал и осторожно начала разговор:

– Чем вы занимаетесь, чтоб содержать такой дом?

– Я делаю золото, – артистично вглядываясь в насыщенное красное вино, заявил колдун.

Затем он чуть заметно надавил на плечо своей невесте, которая в то же мгновение прислонила к нему голову и закрыла глаза. Подхватив её бокал, он ловко поставил его на столик и наклонился через спящую девушку к её матери.

– И в свободное от золота время я нахожу брильянты, такие же редкие и чистые, как цвет ваших глаз, – закончил он, целуя руку совершенно оцепеневшей женщине.

Она выглядела невыразимо растерянно, но в то же время повиновалась каждому его слову. Мне эта женщина не казалась под гипнозом или колдовством. Совсем наоборот: она всё так же терялась и дрожала, как только колдун к ней приближался, и закрывала глаза от удовольствия, когда он снова и снова целовал её руку. Они больше не говорили, и, оставив недопитое вино и спящую дочь, поднялись по высокой скрипучей лестнице, вдоль которой нагромождениями висели фамильные портреты в тяжёлых золотых рамах. Я провожала их взглядом и не могла поверить увиденному, как на последней ступеньке колдун остановился. Он посмотрел вниз так, словно искал в полумраке кого-то, и я поняла, что он всё ещё чувствует моё присутствие в своей обители. Божественно красивый мужчина прищурился и посмотрел прямо на меня, и в ту же секунду моё сердце снова ушло в пятки. «Что будет, если он найдёт меня?» – невольно пронеслось в моей голове. И, думаю, он бы нашёл, если б не улыбающаяся мать его невесты, которая игриво тянула его прочь от лестницы в темноту роскошных спален.

Раздался стук, потом ещё один с большей силой. Меня вырвало из сна, и я неохотно открыла глаза. На улице было светло – я совсем не заметила, как подкралось утро. Догадавшись по запаху, что бабушка занялась выпечкой, я поспешно набросила халат и всё ещё с сонным видом прошла в ванную комнату, которая граничила с кухней. К нам пожаловала тёмненькая худая женщина с маленькими блестящими глазками под густыми ресницами. Кожа её была смугловатой, а губы накрашены яркой красной помадой. Она испуганно посмотрела на бабушку, её глаза забегали по нашему дому, и она, заставив себя улыбнуться, произнесла:

– Можно мне поговорить с вами наедине?

Бабушка, слегка нахмурившись словно зверёк, который пытается разузнать обстановку при помощи своего отменного обоняния, утвердительно кивнула головой и открыла дверь шире, впуская раннюю гостью. Дедушка сложил газету, привычным движением засунул её подмышку и аккуратно вышел на веранду, чтоб не разлить свой горячий чай. Я была вне поля зрения женщины, и смогла тихими шагами укрыться в ванной. Не закрывая за собой дверь, я обнаружила, что могу слышать весь разговор так, будто нахожусь с женщинами за одним столом. Бабушка предложила ей чай, та охотно согласилась и принялась любезно расхваливать наш дом. Кто-то отодвинул стул, и я поняла, что обе женщины наконец уселись за нашим круглым столом и готовятся к беседе. Гостья начала нервно мешать ложечкой сахар в кружке с чаем и всё никак не могла начать разговор, время от времени словно прочищая своё горло редкими покашливаниями.