– Ну, что? Все в порядке? – окликнул его Зура. – Пошли тогда. Мне спать пора. Я встаю рано.

– Секунду.

– Завтра приходи. В пять.

– Он не дышит, – сказал Дато, склонившись над братом.

– Брось!

– Он мертв, Зура. – Коснувшись пальцами шеи, добавил: – И уже остыл.

– Выходит, пришел домой умирать? Чувствовал, что конец близок?

– Я так не думаю, – возразил Дато, встав и обойдя кровать.

– Ты не видел его живым. Он был как полутруп. Какая-то смертельная болезнь явно его точила.

– Возможно, но умер он не от нее.

– Откуда ты знаешь?

– Включи свет, пожалуйста.

Комната тут же осветилась.

– А теперь подойди и взгляни на тело.

Зураб приблизился к кровати. Дато молча указал на спину брата. Войдя в комнату, они не видели ее. Гиоргий лежал лицом к двери. Когда Давид приблизился к кровати, не сразу рассмотрел то, что бросилось бы в глаза, если б в комнате было светло. А именно: кровавые пятна на светлой простыне.

Теперь, когда Зура включил свет, он мог точно сказать, откуда вытекла кровь. Из ран на спине младшего брата. Их было несколько. Все огнестрельные.

– Его что? Убили? – хрипло пробормотал Зура.

– Да. И, похоже, я знаю – кто.

– И кто?

– Ты, брат…

Он мчался по проспекту Руставели на своем Казбеке. Ветер свистел в ушах. Давид, набрав скорость, распрямил ноги, раскинул руки и ехал стоя, подобно всаднику из цирка. Их с классом водили на представление, и Дато так впечатлили джигиты, лихо скачущие по арене на своих жеребцах, что ему сразу захотелось стать таким же. Но коня у него не было, и Давид решил научиться проделывать трюки на своем велике. Пока ему удавалась только езда без рук и стойка. Но он намеревался научиться «гарцевать» на своем Казбеке, поднимая его на дыбы, и перепрыгивать через преграды точно так, как циркачи на скакунах.

Давид долетел до здания театра, дальше дорога шла немного под уклон, и он собирался проехать по инерции еще метров сто, а затем лихо развернуться. Но тут из-за колонны, поддерживающей мощный козырек над крыльцом, вынырнула девочка. Дато едва не сшиб ее. Хорошо вовремя заметил и затормозил. Благо, это у него отлично получалось. Он умудрялся резко останавливаться и не падать с велика.

– Смотри, куда прешь! – закричал на девочку Дато. Он очень испугался за нее.

Та часто-часто заморгала. Глаза у нее были небесно-голубые. А ресницы и брови черные, в отличие от рыжеватых волос.

– Чего вылупилась? Ворон, говорю, не считай. На дорогу гляди!

Девочка, на первый взгляд, ровесница Дато, прикусила нижнюю губу. Рот у нее был слишком крупным для узкого личика. И ярким. Он контрастировал с молочно-белой кожей точно так же, как и брови с ресницами.

– Только не реви! – взмолился Дато, ненавидящий девчачьи слезы.

– Я не понимаю, – прошептала девочка по-русски.

– Ты не местная, что ли? – спросил он, перейдя на ее язык. Он знал его вполне прилично. Среди его друзей было два русских пацана. Да и в школе они начали этот язык изучать.

– Нет, мы в Тбилиси две недели назад переехали. Но по-грузински я пока не понимаю. И город знаю плохо. Заблудилась я…

– Где ты живешь?

– На Плеханова.

– Так это недалеко.

– Знаю. Но никак не могу дорогу домой найти. Я без спросу ушла…

– Без спросу? – удивился Дато. Девочка показалась ему настоящей паинькой, такие родителей во всем слушаются.

– Да, – с вызовом ответила она. – Я слышала, что при театре драматический кружок для детей есть. Хотела записаться. Родители обещали меня сводить, но им все некогда. Вот я и не выдержала, одна пошла. Вернее, побежала, пока никого дома нет. А теперь не помню, где он, дом. Стою тут уже десять минут и никак не вспомню, в какую сторону идти.