– Он всегда такой по вечерам?

– Почти всегда.

Луи Помель хотел наполнить два стакана, но Мегрэ закрыл один стакан рукой.

– Не сейчас… Полагаю, вы закроетесь немного погодя? У меня есть время, чтобы прогуляться перед сном?

– Я буду вас ждать.

И Мегрэ шагнул в гробовую тишину. Перед ним была небольшая площадь, не круглая и не квадратная. Справа над площадью возвышался темный силуэт церкви, напротив стояла неосвещенная лавка, над которой он с трудом различил надпись: «Шарантский кооператив».

В сером каменном угловом доме горел свет. Были освещены окна третьего этажа. Приблизившись к крыльцу с тремя ступеньками, Мегрэ увидел медную дощечку, чиркнул спичкой и прочитал:

От нечего делать Мегрэ чуть не позвонил, толком не зная, с чего начать. Потом пожал плечами, подумав, что доктор, вероятно, уже собирается ложиться.

Большинство окон домов были темными. По флагу Мегрэ узнал одноэтажное здание мэрии. Это была крошечная контора, а во дворе, на втором этаже, вероятно, дома Гастена горела лампа.

Мегрэ свернул направо, направился вдоль фасадов и палисадников, чуть позже встретил помощника мэра, который брел в противоположном направлении и что-то буркнул вместо приветствия.

Мегрэ не слышал шума моря, нигде не видел берега. Заснувшая деревня была похожа на любой сельский поселок и не соответствовала тому образу, который он создал себе, представляя, как наслаждается устрицами под белое вино, сидя на террасе, выходившей на океан.

Сам толком не понимая почему, Мегрэ был разочарован. Уже встреча с лейтенантом на вокзале охладила его пыл. Но он не мог сердиться на лейтенанта. Даньелу был знаком с тем местом, где служил, вероятно, уже несколько лет. Разразилась трагедия. Он постарался расследовать ее, а тут из Парижа неожиданно приезжает Мегрэ, полагающий, что лейтенант ошибается.

Вероятно, следователь тоже был не в восторге. Конечно, они не осмелились выразить комиссару свое неудовольствие, были вежливыми, предоставили ему возможность ознакомиться с делом. Тем не менее Мегрэ сковывал их действия, вмешиваясь в то, что его непосредственно не касалось. И комиссар начал спрашивать себя: почему он принял столь неожиданное решение и приехал сюда?

Он слышал шаги, голоса. Несомненно, это два других игрока в белот возвращались домой. Потом, чуть дальше, желтый пес потерся о его ноги, и он вздрогнул от неожиданности.

Когда Мегрэ открыл дверь «Приятного уголка», в зале горела только одна лампа. Хозяин, стоя за стойкой, расставлял стаканы и бутылки. Он снял куртку и жилет. Его темные брюки спустились вниз выступающего живота, а закатанные рукава позволяли видеть толстые волосатые руки.

– Выяснили что-нибудь?

Луи Помель полагал, что ведет хитроумную игру. Ему надо было непременно показать, что он самый важный человек в деревне.

– Последний стаканчик?

– При условии, что плачу я…

Мегрэ, которому с самого утра хотелось местного белого вина, выпил еще коньяку, поскольку ему казалось, что час вина еще не наступил.

– Ваше здоровье!

– Думаю, –  тихо сказал комиссар, вытирая рот, –  что в деревне Леони Бирар не любили.

– Да, ее в наших краях считали старой каргой. Теперь она мертва. Бог взял ее душу, вернее, дьявол… Но, несомненно, она была самой злой женщиной из всех, которых я знал. А ее-то я знаю с тех самых пор, когда на ее спине лежали две косички и мы вместе ходили в школу. Ей было… минуточку… она на три года старше меня. Да, верно. Мне шестьдесят четыре, следовательно, ей было шестьдесят семь. В двенадцать лет она уже была той еще заразой.