— Если можешь говорить, значит, можешь и уйти! — в конце концов собралась я, осторожно поднимая с пола лопату, но крепко держала ее в руках. На всякий случай. Потому что доверия этот тип не вызывал от слова «совсем»! — Я расскажу тебе, где у нас находится участковый пункт. Там тебе смогут оказать помощь и…

Я не договорила, потому что этот огромнейший тип вдруг закашлял.

Очень тяжело и хрипло, с протяжным стоном пытаясь развернуться на спину и харкая кровью.

Он смог повернуть себя не с первой попытки, и я видела, скольких усилий ему потребовалось, чтобы совершить это, казалось бы, простое действие.

Черт, он даже глаз открыть не мог.

Его веки только трепетали, но не могли открыться.

— Я не хочу, чтобы ты умер у меня в доме!

— Так не дай мне умереть, — прохрипел он, и его глаза просто закатились.

Твою мать.

Мужчина отключился.

Это было очевидно, но на всякий случай я осторожно потыкала в него лопатой снова, тяжело и протяжно выдыхая:

— Ну почему тебя именно к нам занесло? Почему не завалился к соседке? Она бы и вылечила, и обогрела, и приласкала!

В ответ на мои слова была только тишина и мои напряженные нервы, когда я отчетливо понимала, что не смогу закрыть глаза на смерть человека. Кем бы он там ни был.

Ведь было очевидно, что хорошие люди не шарахались бы по лесам совершенно голыми и умирающими, а пошли бы прямиком в ближайшую больницу!

Кем он был? Убийцей? Маньяком? Киллером? Сбегал от какой-нибудь братии, которой перешел дорогу?

Лучше было об этом не задумываться.

В тот момент я понимала только, что этот человек далек от понятия «хороший», и это мало добавляло энтузиазма для того, чтобы попытаться вылечить его.

До этого момента я вылечила зайца. Лису. Подкармливала лосей зимой. Грела и спасала снегирей.

Но еще ни разу не пыталась поставить на ноги преступника.

Смотрела на него и понимала, что не прощу его смерть.

Не потому, что было жаль его, нет.

Просто с мыслью о том, что я допустила чью-то погибель, мне потом предстояло жить и мучиться до своей смерти.

Не я дала ему жизнь, не мне было решать, когда и как он умрет.

— …Это будет сложно, — пробормотала я, с тоской думая о том, что где-то в лесу меня ждет раненый медведь, а теперь я не могла оставить этого человека, чтобы помочь тому, кому хотело помочь мое сердце совершенно искренне.

Нужно было собрать волю в кулак и просто действовать.

Для начала его нужно было как-то обмыть, чтобы понять степень и количество его ран и отчего он был настолько слаб, что даже потерял сознание.

Только судя по тому, СКОЛЬКО грязи было на этом мужчине, проще было протянуть в дом шланг и шоркать его половой щеткой.

Но, чтобы он при этом не околел и ко всему прочему еще не простудился, для начала нужно было что-то решить с дверью.

Поднять я ее не смогла.

Но чтобы холодный ночной воздух не так легко и запросто входил в дом, занавесила вход несколькими одеялами, вернувшись к тому, кто продолжал лежать на полу, тяжело дыша.

Касаться его было самой настоящей мукой.

За своим страхом и ненавистью к мужчинам я не видела ни красоты его тела, ни того, как оно сложено.

Думала только о том, что он просто огромный.

И что против такого ничего не поможет, потому что даже не самый большой и внушительный по размерам мужчина способен сотворить много зла, а ты не сможешь с этим ничего поделать только потому, что будешь до нелепого слаба.

Набрав в таз теплой кипяченой воды, я протирала мужчину тряпкой, стараясь не разбудить его от этого жуткого сна, потому что меньше всего хотела общаться и уж тем более смотреть в его глаза.