– Батюшки, да как же вы там в своём Петрограде-то живёте-та?! – ахнула соседка с искренним ужасом, вновь всплеснув белыми руками, словно гусыня крыльями.

– Хорошо живём, с водопроводом, – вздохнула Антонина. – Вода прямо в дом поступает и течёт сразу горячая, сколько нужно. Вѣщевики[2] замечательный нагреватель придумали, очень удобный.

– Ой, вона радость какая, вода по проводу, эка невидаль! Вот что, барышня, я вам ввечеру такую баньку истоплю, пропарю хорошенько! Вота вы разницу-то и увидите, заново родитеся, вот вам крест. И не спорьте, не спорьте! Сидор Кузьмич велели за вами приглядеть, я и сделаю как надо.

– Не стоит беспокойства, Дарья Митрофановна! Не можете же вы каждый раз ради меня так утруждаться!

– Ничего, ничего, мы всё одно и сами будем мыться, так что и не спорьте даже, барышня. Вот лучше кушайте, кушайте…

Кушать Антонине предлагалось гречневую кашу с грибами – не бог весть какой изысканности блюдо, но до того ароматное, что в ход пошла добавка. Да и голод, как известно, лучшая приправа, а путешественница с самого Петропавловска толком не ела. У соседки это вызвало умиление, и женщина явно едва сдержалась, чтобы не погладить материнским жестом новую жиличку по голове.

– Кушайте, кушайте, барышня, ну что же вы тоненькая такая, чисто прутик!

– Ну вы скажете тоже, прутик, – улыбнулась Антонина. Она всегда считала себя достаточно плотной – всё же не белоручка, да и вся их порода отличалась крепостью. Однако слова Костенковой пришлись по душе: вкусы здесь явно были иными, но столичная гостья предпочла счесть их похвалой собственному изяществу. – Ой! Что это было? – вырвалось изумлённое, когда на краю поля зрения будто бы мелькнула некая тень.

– О чём вы, барышня?

– Будто прошмыгнул кто-то…

– Мыши проклятые, – отмахнулась та. – А ежели нет – может, суседка на вас поглядеть решил, – невозмутимо проговорила она и положила кусочек хлеба на блюдце под бочкой.

– Суседка? – с сомнением переспросила Антонина. Что-то такое вертелось в голове…

– Да дух домовый, нешто в ваших Петроградах не слыхали? – изумилась Дарья Митрофановна.

– В сказках разве что, – пробормотала девушка. – Стоит ли возмущаться мышам, если вы их так щедро подкармливаете?

– Ой, барышня, да ни одна мыша суседкиного лакомства не тронет, не выдумывайте!

Антонина порывалась высказаться о глупости подобных суеверий, но ругаться не хотелось, а переубедить Костенкову добром вряд ли получится. И к помощи и авторитету Березина не прибегнешь: блюдце тут и раньше стояло, теперь хоть понятно, для чего. Сложно поверить, что уездный исправник, да ещё отставной офицер, всерьёз принимает этакую ерунду. То ли соседка и здесь отметилась, то ли то была такая же дань уважения, как иконы в углу. Бересклет нашла это ироничным: святые образа, а под ними – призрак языческих обрядов, – и на том тему оставила.

Дарья Митрофановна оказалась не только хорошей хозяйкой, но и большим знатоком местных обычаев, порядков и обитателей. Конечно, всё это мог бы рассказать каждый житель Ново-Мариинска, в котором, как в любом другом маленьком городке, сложно было утаить нечто от соседей, и пусть поверхностно, но все друг друга знали, но зачем этого кого-то искать? Тем более соседка уже произвела приятное впечатление и к разговору была искренне расположена.

Антонина узнала, что лето здесь – короткое и холодное, и вчерашняя погода – обычное дело. Теплее бывает, но редко и ненадолго. А зима, напротив – снежная, морозная и очень длинная, так что на реке долго стоит лёд, и сообщение по морю возможно только несколько месяцев в году, тогда-то в город привозят продовольствие, какого в здешних краях не сыщешь, – консервы, крупы, муку.