Кобыла развернула ухо к своему седоку. Он сжал губы.

– Нет, – заявил он, – я так легко не сдамся!

Кобыла шла ровной рысью. Мужчина покачал головой. Он еще не проиграл. Волшебство дрожало у него в горле, трепетало на ладони – наготове. Ответ лежит где-то в этом жалком деревянном городе – и он его найдет.

Он направил кобылу на запад, переводя в широкий галоп. Прохлада, царящая среди деревьев, поможет его мыслям проясниться. Он не проиграл.

Пока.

Запахи браги и собак, пыли и людей встретили чужака, когда он прибыл на великокняжеский пир. Бояре Ивана были крупными мужчинами, привычными к боям и к непростой жизни в стране морозов. Чужак ростом не мог сравняться даже с самым невысокими из них. Многие вытягивали шеи и разворачивались, чтобы посмотреть на него, когда он скользнул в гридницу. Однако никто из них – даже самые храбрые или самые пьяные – не могли встретиться с ним взглядом, и никто не попытался бросить ему вызов. Чужак занимал место за главным столом и пил медовуху, никем не потревоженный. Одна из прислужниц княгини сидела рядом с ним, глядя на него из-под длинных ресниц.

Иван, прищурившись, принял подарки от чужака и предложил ему пировать в его тереме. Приближался Великий пост, так что празднества были шумными. Но… «Тут все одинаковое, – думал чужак. – Все эти тупые сосредоточенные лица». Сидя в шуме и вони, он впервые ощутил… нет, не отчаяние, но готовность смириться.

Именно в этот момент в гридницу вошел мужчина с двумя рослыми сыновьями. Все трое заняли места за главным столом. Взрослый мужчина был совсем обычным, но хорошо одетым. Его старший сын держался горделиво, а второй ступал тихо и взгляд у него был спокойным и серьезным. Совершенно обычные…

И все же.

Взгляд чужака изменился. С этой троицей пришел порыв ветра, северного ветра. В промежутке между двумя вздохами ветер поведал ему историю – о жизни и смерти, о ребенке, родившемся с уходящим годом. А потом, чуть слабее, чужак расслышал рев и удар, словно волна разбилась о скалу. На кратчайшее мгновение в этом душном помещении он ощутил запахи солнца, соли и влажного камня.

– Кровь сохраняется, брат, – прошептал он. – Она жива, я не ошибался.

На его лице отражалось торжество. Он вернулся за стол (хотя на самом деле даже не пошевелился) и с внезапным восторгом улыбнулся, глядя в глаза сидящей подле него женщины.

Петр совсем забыл про чужака с рынка. Однако когда тем же вечером он пришел на пир к великому князю, то быстро о нем вспомнил: этот же чужак сидел среди бояр, рядом с одной из прислужниц княгини. Она взирала на него, и ее накрашенные веки трепетали, словно раненые птицы.

Петр, Саша и Коля были усажены слева от этой женщины. Хотя именно за ней сейчас ухаживал Коля, она даже не посмотрела в его сторону. Разъярившись, юноша пренебрег едой ради того, чтобы прожигать ее взглядом (чего она не замечала), играть рукоятью кинжала (с тем же успехом) и расхваливать брату красоту некой купеческой дочери (чего зачарованная даже не услышала). Саша старался держаться невозмутимо, как будто притворная глухота могла прекратить эти неблагочестивые речи.

У них за спиной осторожно покашляли. Петр оторвался от столь интересного зрелища – и обнаружил рядом одного из слуг.

– Великий князь желает с вами говорить.

Петр нахмурился и кивнул. После того первого вечера он почти не виделся со своим бывшим шурином. Он разговаривал с бесчисленными дворянами, щедро раздавал мзду и в ответ получал заверения в том, что если он будет и дальше делать подношения, то сборщики дани его не побеспокоят. Кроме того, он вел переговоры относительно женитьбы на скромной приличной женщине, которая стала бы заниматься его домом и растить его детей. Все шло своим чередом. Так что могло понадобиться князю?