Он и сейчас застал ее за этим столом. Она сидела на подушке перед парящей в воздухе стеклянной колбой, держа в руках пару длинных щипцов. В колбе бурлила жидкость бледно-лилового оттенка, производя лиловый дым.

– Афшин, – сказала она приветливо, опуская маленький вертлявый предмет цвета серебра в кипящую жидкость. Послышался металлический писк, после чего она отошла от стола и сняла с лица защитную повязку. – Миссия увенчалась успехом?

– Гезирских скаутов как раз сейчас сажают под стражу, – ответил он, испытывая облегчение от того, что Каве нигде не было видно.

Манижа выгнула бровь дугой.

– Оба живы?

Дара нахмурился.

– Как и было приказано.

На ее губах заиграла легкая улыбка.

– Я очень благодарна тебе за это. Передай своим солдатам, пусть принесут мне реликт одного из них, и как можно скорее.

– Реликт?

Все джинны, не исключая и Дэвов, имели при себе реликты. Каплю крови, иногда – молочный зуб или прядь волос покрывали металлом, нередко закладывая в реликт и небольшие фрагменты из священных текстов, и носили не снимая. Они играли роль оберегов: если джинн окажется рабом у ифрита, реликт можно было использовать, чтобы вернуть его душу в заново созданное тело.

– Зачем тебе понадобились их…

Он умолк, не успев договорить до конца. Из внутренних покоев шатра к ним вышел Каве э-Прамух.

Дара едва сдержался, чтобы не разинуть рот от удивления. Он даже не знал, что смутило его больше: то, что Каве вышел из частной опочивальни самой Манижи, или то, что старший визирь выглядел ужасно. Будто он постарел не на пять лет, а на все пятнадцать. Морщины избороздили его лицо, а волосы и усы поседели практически полностью. Он исхудал, и темные мешки у него под глазами выдавали в нем того, кто слишком много повидал и слишком мало спал.

Но, сохрани его Создатель, эти усталые глаза сразу остановились на нем. И в этот момент переполнились гневом и разочарованием, которые наверняка копились в нем с той самой ночи на борту.

Манижа перехватила визиря за запястье.

– Каве, – мягко сказала она.

Заученные извинения вмиг были позабыты. Дара пересек комнату и опустился перед ним на колени.

– Мне ужасно жаль, Каве, – неуклюже сорвалось с его губ. – Я не желал ему зла. Да я бы скорее вонзил тот кинжал в себя, чем…

– Шестьдесят четыре, – ледяным тоном оборвал его Каве.

– Что? – растерялся Дара.

– Шестьдесят четыре. Именно столько Дэвов было убито в первые недели после твоей смерти. Одних безвинно пытали перед смертью, хотя они и не имели отношения к твоему побегу. Другие погибли, выражая недовольство безнаказанностью твоей смерти от руки принца Ализейда. Остальные пострадали потому, что Гасан дал шафитам добро третировать нас, намереваясь таким образом снова взять племя Дэвов в узду. – Каве поджал губы. – Если ты решил сорить никому не нужными словами сожаления, не забывай хотя бы о масштабе собственной вины. Мой сын выжил. Другие – нет.

Дара вспыхнул. Неужели Каве не понимал, что тот до глубины души раскаивался в своих действиях и сожалел о том, к чему они привели? Или что Дара мог забыть о собственных ошибках, ежедневно наблюдая перед собой последних уцелевших воинов из Бригады Дэвов, чьи судьбы были так искалечены?

Он заскрежетал зубами.

– По-твоему, мне нужно было молча наблюдать со стороны за тем, как бану Нари выдают замуж за этого развратного пескоплава?

– Да, – заявил Каве. – Именно так и нужно было поступить. Нужно было, черт подери, наступить гордости на горло и занять должность в Зариаспе. Руководил бы тихо-мирно военной подготовкой солдат в Дэвастане, пока бану Нари втиралась бы в доверие к Кахтани. Гасан уже не молод. Ей не составило бы особого труда настроить Ализейда и Мунтадира друг против друга, когда престол отойдет к Мунтадиру. Нам оставалось бы только ждать, пока Гезири не вырежут друг друга, а там уже подсуетиться и свергнуть их с минимальным кровопролитием. – В его глазах сверкнули молнии. – Я рассказал тебе, что у нас есть союзники и поддержка за пределами Дэвабада, потому что