То, что они собирались сделать, он считал кощунством. Но очередная коса, как и положено ей, опять нашла на очередной камень. Фигурально говоря. А не фигурально – это из былого. Говенный в общем-то и не полезный камень, не шибко-то и надежный, как помнил Пастух еще по давней-предавней отечественной горной войнушке. От одного снарядика раскололся, хорошо – Пастух целехонек остался… Однако все это – прошлое, камни эти, земли эти, враги эти!.. Давно проехали.

Ан, похоже, отсчет по новой пошел…

А Стрелок сбегал в вагон-ресторан и мухой притаранил чистую сухую фаянсовую емкость – салатницу, похоже. Белую с синей полосой по краю.

– Не хватит, – сказал Пастух.

– С чего бы? – не согласился Стрелок. – Хватит вполне. Я сам видел. В две тыщи третьем, в Чечне. Были ребята, бугаи молодые, каждый на шесть-семь пудов тянул, а сгорели… Не дай Бог еще раз такое увидать… Короче, хватит, я сказал.

И Марина добавила. Буднично, как о чьем-то чужом:

– Хватит, прав Стрелок. От человека после кремации остается два, много – три килограмма пепла. Плюс пепел от сгоревшего гроба. И из этой кучки в заказанный тобой стальной термос отсыпают совсем небольшую часть. Часть тела. Часть гроба… Не по-христиански, конечно… Но муж у меня ни в каких богов не верил. Он в физику верил… Высыпайте, Пастух.

И Пастух, отвинтив крышку патрона, высыпал в казенную миску пепел. Темно-темно-серый. Было его – кот наплакал. Граммов триста. И на хрена такое огромное хранилище для горстки пепла? Япония, блин, страна небольших, но самолюбивых людей…

А тут Марина заплакала.

Она плакала, как ребенок обиженный плачет – тихо, про себя, а еще и без слез. Она плакала, потому что подступило, потому что сильная женщина не все время подряд может быть сильной. Слишком много всего навалилось: смерть мужа, переезд в Россию, которая хоть и родная, но совсем незнакомая, вторые сутки в поезде, где с самого старта во Владике началась какая-то невнятная чертовщина, хотя и реальная…

Мужики сидели как прибитые, чуяли, что где-то в чем-то прокололись. А где и в чем? Да ясный болт, в требовании Стрелка проверить прах мужа в стальном «стакане» и прокололись! Бдительность – это нормально, а сверхбдительность всегда – двадцать два, да плюс к тому ж еще и женщина очень немолодая, одинокая, обиженная. Мужа потеряла. Детей не нажили… Да просто одна она в этом говенном мире на исходе восьмого десятка собственной жизни. А ей вон вопросик шибко тактичный: а не спрятали ли вы, милая бабушка, в эту урночку секрет супероружия, которое прикрываете мифом о каких-то долбаных параллельных пространствах?..

– Встали и вышли, – тихо сказал Пастух.

Они встали и вышли в коридор.

И тут же услышали:

– Куда вы, черт побери? Поплакать даже нельзя… А ну назад! Вошли и сели…

Вернулись.

Марина сидела заплаканная, но улыбалась, как всегда, ярко и счастливо и ведь не играла в радость, подумал Пастух, а и впрямь радовалась, а фальшивить не научилась. Развернула платочек, которым глаза вытирала, и высморкалась в него. Все. Кончилась непонятка.

Приказала:

– Генуг, проехали. Сели и смотрим… – Ей нравилось командовать.

И она стала просеивать в пальцах темно-серый пепел, мягкий пепел, теплый на ощупь, сухой, легко осыпающийся с ладоней.

Пастух чувствовал себя последним говнюком и подонком. Может, и не зря.

– Да все понятно, – сказал он, – пожалуйста, хватит. Только пепел. Ничего лишнего. Хватит, Марина, остановитесь, Христом Богом прошу…

– Вы ж неверующий. Чего зря божитесь?.. – Она аккуратно, чтоб ничего не просыпать мимо тарелки, потерла ладошку о ладошку, показала мужикам: мол, все чисто. – Что еще искать станем? Микроноситель? Как он выглядит? Он маленький? Как горошинка? Или как рисинка? Как его в пепле спрятать?..