Больше всего меня удивило то, что все, как примерные студенты записывали нафиг нужную… натуральную ересь, в которую явно не верил никто… никто, кроме видевшей своими глазами манипуляции с магией.

«Значит, Селя – ведьма?» – тревога за подругу карябала внутренности изнутри. Слушать о том, как инквизитор советовал расправляться с женщинами, а именно об этом был этот трактат, ведь автор подчёркивал именно женскую сущность чародейства, так как слово «малефик» приводится именно в женском роде. Если бы речь шла о мужчинах, либо о мужчинах и женщинах в равной степени, следовало бы писать Maleficorum в названии произведения… короче, новый преподаватель со своими маниакально сверкающими довольством глазами напугал меня до чёртиков!

Когда прозвенел звонок в конце второго часа, я облегчённо выдохнула, уже в высшей степени напряжённая от кошмарных картин, всплывающих в голове от очень подробного пересказа профессора, сейчас самого напоминающего демона.

– Маякова, задержитесь.

Мои одногруппники, притихшие и слегка бледные после финального описания первой части «Молота» Иваном Евгеньевичем, остановившимся на детальном рассмотрении одного из «гнусностей колдовства» – плотских сношениях ведьм с инкубом или суккубом, пулей выскочили из аудитории.

Хотелось послать всё… ммм… в баню, но дверь передо мной закрыл Марик, гадко улыбнувшийся напоследок.

«Блондинистый дегенерат!»

– Зайдёшь ко мне после уроков, – не стал тянуть шарманку Евстигнеев, подойдя ближе, взглядом скользя по моим простым чёрным джинсам.

«Блин… вот как может мужчина быть и симпатичным, и высокомерно гадким?!» – хмурясь, молчала, заметив, как рука Евстигнеева полезла в карман его брюк.

Протянув что-то, мужчина разжал кулак, демонстрируя мне копию медальона Селены, который та принесла на последнюю свою пару, прежде чем заболеть, а потом пропасть с концами. Единственное отличие – цвет камня. Он был не красного цвета, а зелёного.

– Возьми.

Нехорошее предчувствие наполнило меня до кончиков волос.

– После уроков, – решительно повторила за брюнетом, открывая дверь в коридор. – Я опаздываю на философию.

Выскочив из аудитории, мрачно задумалась.

«Что это? Евстигнеев знает о ведьмах… думает, что я тоже ведьма, раз была у Селены на весеннем празднестве чопорных богатеев? Или нет? Что означает этот медальон?» – ответить на эти вопросы без хотя бы одной стороны к этим вопросам причастным, мне не светило. Даже журналистом быть не надо, чтобы это понять.

Прислонившись к стене, резко выдохнула, нажимая на кнопку вызова, прикладывая телефон к уху.

Не прошло и двух гудков, как Селечка настороженно спросила:

– Дааа?

– Мирная, извини, если отрываю от дел… тут… эммм… у меня возникли непредвиденные обстоятельства.

– Говори, – прямой приказ в очередной раз показал, как подруга изменилась. Мягкой и молчаливой отличницы больше не было. На другом конце связи находилась решительная сильная женщина… ведьма.

– Помнишь, медальон ты мне свой показывала… ну, тот, который тебе от мамы достался?

– Ммм… да.

– Скажи, а много их таких? И что означает, когда мужчина требовательно приказывает принять подарок, аналогичный твоему медальону?

– Кто? – злобно прошипела Мирная, своим тоном заставляя стынуть кровь. – Кто, Иришка, тебе посмел такое приказать?!

– Евстигнеев.

– Какого хера он делает в МГЛУ?!

– Он вместо Лютого Мирослава Сильвестровича зарубежную литературу преподаёт.

– Преподаёт, значит… хорошо, – протянула очень предвкушающе подруга, так ничего мне и не пояснив. – Я всё решу. Он больше тебя не побеспокоит.